Затем дорога сузилась, пошла петлять, асфальт в выбоинах,
зато по обе стороны показались деревья, выросли в размерах, метнулись
навстречу, но струсили столкнуться с железным авто, побежали по сторонам
дороги. Да не просто деревья, а густой дремучий лес. Это не какая-то зачуханная
Европа, где ни одного дерева, которое само по себе, а не посажено по плану,
здесь прямо под Москвой не только дремучие леса, но и вообще места, куда не
ступала нога человека.
Деревья бегут по обе стороны ровные, корабельная роща на
корабельной роще, даже внутри машины запах хвои, листьев, мха и близость
грунтовых вод. Не потому, что в самом деле близко, просто каждый ствол –
гигантский насос, что безостановочно тянет из глубин холодную воду – чем
холоднее, тем лучше! – прогоняет по стволам, спасая деревья от перегрева,
и сбрасывает с листьев, то есть потеет.
Еще поворот, еще, этот Сергей нарезает петли, как
автогонщик. Я не спец по машинам, но чувствую, что здесь и мотор
усиленный, и тормоза еще те, да и колеса не зря такие широкие, эти уж если
схватили дорогу, то их хватку, как у питбуля, ломиком не расцепишь…
Наконец дорога выровнялась, шире не стала, зато асфальт
пошел удивительно ровный, по такому же мы гнали час назад на новенькой
эстакаде. Показались ворота, в обе стороны тянулся забор, добротный, высокий,
из хорошо прокованных чугунных прутьев.
Сергей остановил машину. Из малозаметной будочки вышел
квадратный парень в пятнистом комбинезоне, сейчас даже старые бабки ходят в
таких, а еще президенты обожают в таких униформах фотографироваться и
позировать перед телезрителями.
– Антошка, чо так долго? – спросил Сергей
насмешливо. – Сказано же: семь раз отпей – один раз отлей!
Парень, которого Сергей назвал Антошкой, посмотрел
недружелюбно:
– Это у тебя такие шуточки, придурок?.. Другого ничего
предположить не мог?
Сергей хлопнул себя по лбу, сделал понимающее лицо.
– Ах да, прости, прости… Как жаль, верно, что место клизмы
изменить нельзя?
Парень зарычал, явно не так быстр в шуточках, но, судя по
его движениям, я догадывался, что в схватке достаточно быстр, а удары молотом в
лоб умеет держать лучше, чем уколы булавкой в задницу.
Он заглянул в машину, я ощутил холодный взгляд его рыбьих
ничего не выражающих глаз, потом он вернулся, створки ворот поехали в стороны.
Дальше дорога пошла торжественно-чистая, Сергей довольно
похохатывал, я молчал, поглядывал искоса на него, очень вроде бы не похожего на
меня, однако…
Остроумие, мелькнула суматошная мысль, – это всего лишь
острый язык, а вовсе не ум, а в наш век информации так и вовсе просто емкий
хард в черепе. А то, что ныне сходит за остроумие, – всего лишь
быстро работающая поисковая машина подобно Rambler’у или Apport’у. Но это
заемное остроумие намного заметнее, чем ум, и вот уже остроты сыплются со всех
сторон, каждый тинейджер украшает свою речь шуточками, приколами, хохмочками…
Я сам украшаю, чтоб не выглядеть слишком занудным, и этот бот за рулем
тоже украшает, и все-все украшают, от президента страны до самого сопливого
первоклассника… так размываются грани между умным и придурком, богатым и
бедным, старым и молодым – демократия, мать ее! Весь мир становится
одинаково ироничным, а мы все вот это… старательно принимаем за ум. Вроде бы мы
сами умные, с умными общаемся, умные вокруг нас мельтешат туды-сюды, туды-сюды.
По обе стороны ухоженный газон, а деревья все как будто
перенесены с картин допотопных рисовальщиков: огромные и толстые, с красиво изогнутыми
ветвями, с наплывами на потрескавшейся коричневой коже, широкие, а под сенью
ветвей… что такое сень?.. поместится целая рота. Или барин со слугами,
наложницами и прочими баядерками.
За редкими деревьями показался замок. Сергей вел машину уже
медленно, осматривался. Деревья уходили в стороны, замок приближался, это
оказался хоть и не замок, но особнячок, который средний герцог счел бы неплохим
замком. Три этажа, а сверху еще и мезонины, если это мезонины. Словом, всякая
надстроечная лабуда, башенки, фиговинки, навороты, а под таким
особнячком-замком наверняка еще и подземные гаражи, сауны и прочие штуки
уходящего века. Единственное, что меня заинтересовало, так это параболическая
антенна класса хай-энд-зэкс на крыше. Это не только прием телепередач, но и
всякие другие возможности, о которых пока только мечтаю с отвисшими до пола
слюнями, не поскользнуться бы…
Слева от дорожки за кустами мерными толчками вздымаются
серебряные струи. Машина двигается бесшумно, я опустил стекло, слушал журчание.
Кусты расступились, струи бьют вокруг скульптурной группы, где Геракл разрывает
пасть писающему мальчику. В воздухе пахнет свежестью, будто совсем-совсем
рядом море, альбатросы и люди Флинта песенку поют.
В сотне шагов слева от дороги маленький пруд. Камни у
самой воды блестят, как огромные яйца динозавров. На той стороне пруда столы
под огромным раскидистым дубом. Наверное, дубом, я в вегетатике не силен, для
меня есть только сосна, ель и береза, а все остальное – дубы. За столами
люди, судя по манерам – NPC’ы, я рассмотрел белоснежные скамьи с резными
спинками, настолько ажурные, словно вырезаны из слоновой кости.
Деревья остановились. Машина перестала покачиваться, а
птичьи трели стали громче и чище, словно с саунд бластера переключились на
три-дэ долби. Сергей указал в окно:
– Вон к тому дереву… Конон в синей рубашке. Сейчас вон
швырнул мяч и снова к шашлычкам, видишь?
– Найду, – пообещал я.
– Удачи, – сказал он. – А, черт…
– Что? – спросил я тревожно.
– Стой на месте. Он не любит, когда двигаются.
Я осторожно огляделся, полагая, что из кустов за мной
следит злыми глазами здоровенный ротвейлер или бордоский дог. Вместо пса к нам
быстро шел прямо через кусты, почти бежал, худощавый, но накачанный мужчина в
камуфляжной форме. Взгляд его был прицельным, он уже определял, где у меня
самые уязвимые места, куда надо бить, чтобы дробить суставы, ломать кости,
рвать связки, и что надо делать, чтобы я орал, но не терял сознания.
Я узнал того, с ястребиным носом, что сопровождал
Конона вчера и демонстрировал, что охраняет его лучше, чем берегут президента.
– Привез, – определил он, хотя трудно было сказать
что-то более очевидное. – Ну-ну…
– Привез, – ответил Сергей легко, но я все же уловил в
его голосе некоторую суховатость или даже напряжение. Чувствовалось, что если к
Антону на воротах он относится дружелюбно, хоть и дразнит, то с этим отношения
несколько другие.
Человек в камуфляжной форме уставился мне в лицо. Холодок
протек по всему моему телу от кончиков ушей до пяток. У этого человека не
только глаза, но и все лицо убийцы. Возможно, он еще никого не убил, но этот
взгляд, эти складки у рта, эти косо срезанные веки шизофреника…
– Как зовут? – потребовал он.