…потому что проснулся одетый, на неразобранном диване. На
голове полотенце, спасибо, отец. Если не может уберечь мои глаза от монитора,
то хотя бы спасает от солнечного света. Я только «за», у меня глаза
чересчур чувствительные, не могу спать при свете, даже с задвинутыми шторами и
опущенными жалюзи.
У подъезда, ессно, никакой машины, я не та персона, а
дорогу мне уже показали. Сперва автобус, метро, пересадка, другая линия, снова
автобус, скоростной экспресс, что связывает удаленные спальные районы, но этот
пронес меня мимо всех окабеленных спален, недолго пилил по Окружной, затем
вышел на прямую и еще с полчаса гнал по прямой на север.
На остановке я вышел один. Шофер посмотрел подозрительно, а
я в самом деле ощутил себя подозрительным элементом, когда углубился в лес,
будто белорусский партизан. Подошвы моих адидасок шлепают по хорошо уложенному
почти городскому асфальту, но все равно по обе стороны тянутся робингудовские
деревья. Толстые стволы поднимаются на немыслимую высоту, горожане не привыкли
задирать головы, для нас любая высота нечто чужемарсианское, у горожанина глаза
как у бекаса: смотрят только вперед, взад и по сторонам в единой плоскости.
Через асфальтовое плато быстрые лазиусы с торжеством волокли
огромного расплющенного жука. Это шоссе для муравьев что русская рулетка:
велика опасность попасть под колеса, но зато есть шанс наткнуться на жука с
сокрушенным панцирем или на раздавленную гусеницу, которым в обычных условиях
не заломить лапы за спину.
Рубашка на спине взмокла. С утра не жарко, но я страдаю
географическим идиотизмом, есть такая болезнь: не могу запомнить, где юг, где
север, а найти дорогу для меня задача потруднее, чем разобраться в написанной
умником программе на ассемблере. И хотя вчера на обратном пути я
осматривал каждый поворот, запоминал, чуть ли не записывал, но сейчас страх
делает ватными колени: вроде бы вчера здесь не шел… Этих деревьев не было…
И вообще я сошел не на той остановке!
И только когда за очередным поворотом открылся простор,
огороженный забором из кованых прутьев, а в глубине блеснул этот средневековый
замок герцога, гора с грохотом рухнула с плеч.
На воротах новый парень, тоже в пятнистой одежде, поджарый и
накачанный. Обычно в такой вот форме видим охранников плюгавеньких и тощих,
соплей перешибешь, а здесь ребята что надо, то есть либо Конон в состоянии
набирать к себе по конкурсу, либо эти крутые парни не только груши околачивают
по охране.
– Андрий? – спросил он. – Знаю, предупреждали.
Проходи, вот калитка.
Он даже не посмотрел в список, зато внимательным взглядом
обшарил меня с головы до ног, охлопал на предмет спрятанного пистолета.
Я вообще-то по летней жаре в шортах и маечке, зубочистку спрятать негде, и
когда прошел калитку, охранник уже забыл о моем существовании.
На крыльце особняка стоял, широко расставив ноги и заложив
руки за спину, Козаровский. Он смотрел на меня немигающим взором. И хотя я
вроде бы иду сам по себе, но ощутил себя так, будто как загипнотизированная
лягушка приближаюсь к змее с уже распахнутой пастью.
На ступеньке ниже сидел Сергей. В руках у бота зажата,
как граната, коробочка сотового. Он что-то говорил, тряс, снова говорил, лицо
было красным от злости. На миг оторвавшись от мобильника, поднял голову,
спросил еще сердито:
– Ну как? Голова не болит?
Я ответил растерянно:
– Да вроде нет.
– А как дома? Если утром жена с тобой не
разговаривает – значит, пьянка удалась!
– У меня пока нет жены, – сообщил я. – Да и
не пил… почти.
– Хорошо, – одобрил он. – В меру выпитая
водка хороша в любых количествах. Как и коньяк. Непьющий человек на Руси
вызывает естественное подозрение… Наш шеф говорит, якщо людына не п’е, вона або
хвора, або падлюка.
Из мобильника доносился писк. Сергей со злостью вдавил
кнопку сброса, сунул в нагрудный карман. Я сказал осторожно:
– Так он вроде бы тоже не пил. По крайней мере, не особенно.
Сергей поднялся на ноги.
– Ну, – произнес он значительно, – гусь
свинье – не товарищ майор! Ему можно. А вот мы все должны по
правилам, усекаешь? Конечно, в действительности все не так просто, как на самом
деле! Но, думаю, для тебя вчерашний день пропал не зря. Ты верно решил: мауглей
бояться – в лес не ходить. Ну что, шеф, ведем его к Конону?
Я удивленно дернулся, Сергей шефом назвал этого
Козаровского. Все страннее и страннее, как говорил мартовский заяц.
– Я сам, – отрезал Козаровский сухо. –
А ты побудь здесь.
Он сказал, словно лязгнул стальным капканом. На меня пахнуло
холодком, будто Козаровский накануне проглотил тонну «зимней свежести». Сергей
вытянулся, едва не прищелкнул каблуками.
Я послушно двинулся за Козаровским. Чувствуется, что
ему привычнее идти сзади, как за арестованным, а то и подгонять ударами
приклада или рукоятью пистолета, но тогда не так будет видна его роль вожака, и
он пошел через холл, ни разу не оглянулся, резво начал подниматься по лестнице.
Когда архангел Гавриил разбирал генетический код Адама, как
я часто разбираю написанные Аверьяном программные коды, то явно же натыкался на
комментарий /* A eti geny nado by ubrat nahren. God Iegova-Jahve */. Hо Гавриил
схалтурил, не убрал, и вот теперь на свете, кроме нормальных людей, есть и
Козаровский… Да не просто есть, а еще и начальник!
В холле на этот раз полутьма, камин не горит,
прохладно. Тускло поблескивают перила, я на ходу касался кончиками пальцев
дерева, все добротно, надежно. В кино то и дело видишь, как в падении
герой или злодей, круша перила, падает сверху в холл, но здесь такое не
пройдет, эти перила удержат и разбежавшегося слона или даже пьяного Паваротти.
Козаровский провел по второму этажу, здесь тоже по немалому
холлу справа и слева, на ходу бросил в мобильник:
– Илья Юрьевич, это я, Козаровский. Веду яйцеголового.
Придержать пока… или к вам сразу? К вам?.. Ясно.
Кивнул мне коротко, мобильник сунул так, что я как воочию
увидел мелькнувший в его ладони пистолет. В конце просторного коридора,
который я упорно называл про себя холлом, обитая кожей массивная дверь.
Козаровский потянул за ручку, мне почудился аромат легких духов.
Когда переступили порог, запах духов стал сильнее. Следом за
Козаровским я вошел в просторную светлую комнату. В воздухе, в самом деле,
витал запах легких духов, пахло цветами. Много живой зелени, цветы на
тумбочках, свешиваются с подставок на стене, захватили весь подоконник, и даже
на единственном столе, где нашлось место компу, факсу и принтеру, три крохотных
горшочка с цветами.
– Здесь Вероника, – бросил Козаровский. –
Секретарь.
Я осмелился спросить:
– А где она?.. Там, где и бывший программист?
Этот вопрос явно очень не понравится Козаровскому. Он
нахмурился, ответил очень резко:
