– Илья Юрьевич, взгляните на свой экран.
Голова на экране повернулась, глаза посмотрели мне прямо в
лицо. Брови поползли вверх, он посмотрел в сторону, потом снова на меня. Губы
раздвинулись в широкой усмешке:
– Гляди… Получается!
– Но мы можем смотреть друг на друга и без экранов, –
отомстил я за зеркало. – Берите свой комп… Нет, простите, сидите, а я
возьму свой и выйду в другую комнату.
Любопытствующий Сергей потащился за мной, хоть какая
разница, в чей комп смотреть. А может, присматривает, чтобы ничего не спер
в комнате их отсутствующей секретарши.
Из соседней комнаты мы видели друг друга и переговаривались
так же устойчиво. Я вышел во двор, комп нес на вытянутых, руки устали, но
Конон мог убедиться, что общаться можно даже так. Из встроенных динамиков
донесся восхищенный голос:
– Никогда бы не подумал!.. Это же какие-то звездные войны.
А из машины тоже будет брать?
– Хоть из звездолета, – ответил я как можно спокойнее,
хотя в душе ликовало. – Ну как?
– Круто, – сказал он. – Клево, как вы все
говорите, придурки длинноволосые…
Я возразил:
– Это наши родители были длинноволосыми. А вы?
– Я их стриг, – сообщил он злорадно. –
Насильно. Мы ловили этих гадов, затаскивали в подворотню, стригли патлы! Да еще
и по сопатке, если пикали.
Я сказал с уважением:
– Так вы человек идейный… А я думал, что за доллар
удавитесь.
Он шутку не принял, хоть и понял, не дурак, отмахнулся:
– Раньше, в самом деле, был идейный. А сейчас и не знаю
даже какой. Но хочу жить красиво, понимаешь?
Я молча кивнул. Наше «красиво» в данном случае
совпадает: у меня оно тоже ассоциируется с мощными и в то же время портативными
легкими компами, беспроводной связью, асфальтом без выбоин, очищенным бензином
и частотой не меньше чем в гигабайт.
– До свидания, Илья Юрьевич, – сказал я. – Хоть раз
уйду вовремя!
Он удивился:
– А разве кто-то держал? У нас сверхурочные не
практикуются.
– Еще б не держали! – ответил я сердито. –
В полночь домой приползаю!
– Кто держал? Скажи, я его расстреляю сегодня же вечером.
Сперва, правда, рукопожатие перед строем…
– Компы держали, – ответил я еще сердитее. – Кто
же еще?
Внизу в холле меня бочком догнал Гриць. Тайком, шепотом и
воровато оглядываясь по сторонам, спросил, как можно побыстрее прокачать
варвара до тридцатого уровня, чтобы получить доступ к адамантовому мечу.
По дороге к воротам я рассказывал все тонкости, все трюки,
указал секретные комнаты, где можно надыбать что-то ценное. Голова
осчастливленного Гриця пухла на глазах. Взмолился, огрызком карандаша записал
пару особо трудных мест, провожал меня чуть ли не до остановки, а унесся
обратно едва ли не кувырками, как во всех фильмах передвигаются такие вот
накачанные спецназовцы. А с мечом так ему бы вовсе цены не было: Ланселот,
Тристан, Галахад, Антара, Добрыня…
Он – да, понятно, но почему я, человек третьего
тысячелетия, у которого самый навороченный комп… Со стороны леса свежий ветерок
донес чистый свежий запах листьев и хвои, я глубоко вдохнул, конь подо мной
призывно заржал. Под тонкой кожей перекатываются его могучие мускулы… впрочем,
у меня мышцы не мельче, а длинный меч за моими широченными плечами могут
поднять только мои мускулистые руки. Широкие браслеты из черной бронзы
охватывают мои запястья и мои предплечья…
Снова я сражаюсь и строю свой мир в некоем феодализьме, где
не то что Интернета, еще даже порох не придумали. Наверное, потому, что
будущее – оно еще может быть и опасным, а вот феодальная Европа – это
мир детства, где все знакомо вдоль и поперек, привычно, каждый камешек и
рытвинку знаешь… Здесь я – феодал, король, сам издаю законы, сам и
применяю, а если закон меня не устраивает, тут же меняю на ходу. Да и какие
законы, если я – вождь, а значит – моя воля и мое слово и есть
закон?.. Красота – полная и абсолютная свобода. А вот в будущем,
понятно, никаких свобод. Чем человек выше поднимается по лестнице эволюции, тем
свобод меньше, а ограничений больше. Так что в будущем – творчество,
работа, в прошлом – оттяжка, кайф, расслабон…
Ветер свистел в ушах, трепал волосы, длинные искры вылетали
из-под копыт целыми снопами. Когда я с грохотом мчался через Великую Степь, за
моей спиной высоко в небе как будто неслась огромная черная стая ворон. Это мой
конь выбрасывал широкими копытами целые пласты земли вместе с ковылем,
чертополохом, перекатиполем.
Узкая дверь распахнулась, я торопливо выскочил на темный
асфальт. Автобус, который лишь притормозил, тут же набрал скорость и погнал
дальше. Последний рейс…
Копыта стучали по асфальту сухо, негромко, сдержанно. По
черной проезжей части прополз версальский фонтан, сильные струи смывают грязь
даже с тротуара, пришлось спрятаться за дерево, ибо мужик за рулем даже не
подумал уменьшить напор.
Я дернул повод, забыв, что конь понимает движения моего
колена, а то и мысли, сухой перестук копыт стал мягче, асфальт пошел черный,
как космос, теплый, пахнущий нефтью.
Перед нашим домом спешно суетятся крупные оранжевые муравьи.
Большой муравей-матка вывалил на асфальт темную экзотично пахнущую кучу, а
рабочие муравьи лопатами разравнивают, вбивают в щели. Огромная глыба
муравья-матки сдвинулась, мелкие отступили, широкие колеса примяли
свежеуложенный асфальт, вернулись на место, и мелкие еще раз, уже окончательно
бросили несколько лопат черного и феромоново пахнущего, заровняли.
Я въехал в подъезд, у нас ни кодовых замков, ни
домофонов, ни консьержки, что значит – стены подъезда расписаны, почтовые
ящики погнуты, два покороблены огнем, закопчены, но лифт все-таки лифт: двери
распахнулись, мы вошли, в кабине я повернулся в седле и едва отыскал нужную
кнопку. К счастью, живу на семнадцатом, это самая верхняя, не надо лезть
коню под брюхо. С моими глыбами мышц могу не удержаться и соскользнуть,
как по ледяной горке…
Через считаные секунды двери распахнулись уже на моей
верхотуре. А в моем Зачарованном Королевстве мне приходится на свою башню
короля-мага подниматься по винтовой лестнице. До-о-олго подниматься, да и то
самый верх равен разве что пятому этажу здешней хрущобы. Впрочем, в тех эпохах,
когда двухэтажный дом – великая редкость, башня в пять этажей –
небоскреб…
Отец открыл дверь, когда я рылся в карманах в поисках ключа.
Зимой я обычно нахожу ключи за подкладкой в районе колена, у меня в каждом
кармане по дырке…
В глазах своего родителя я прочел такую любовь и ласку,
что неизвестно, почему стало стыдно. А я ведь тоже люблю своего отца… но
все-таки стыдно.
Из прихожей меня метнуло в комнату, проверил, не отрубился
ли модем, а потом вернулся и снял обувь. Еще пообщались с отцом, но он уже
зевал, глаза слипались, через пару минут ушел, я слышал, как рухнул в уже
приготовленную постель. А у меня за это время в джезве началась плохо
управляемая реакция ядерного взрыва, пошла вверх коричневая шапка, вот-вот
превратится в знакомый гриб в верхних слоях атмосферы… если не успею вовремя
снять с конфорки.