Она содрогнулась всем телом, словно ее скрутила судорога.
– Нет, – вырвалось у нее непроизвольно, – нет!
Есть я его не смогу.
Валериан Васильевич пожал плечами. На красивом
интеллигентном лице было презрение к таким мерехлюндиям.
– Хорошо, – согласился он. – Уже встречал такое,
хотя никогда не понимал этой блажи… Хорошо, можно не есть. Можно продать мясо и
шкуру, на вырученные деньги купить другое мясо и шкуру. Или купить новые шнуры
и полкомпьютера в добавку!
Он захохотал, сильный и уверенный человек, настоящий
мужчина, хозяин жизни. К таким любят прислоняться женщины: к надежным, как
они говорят. Добротным. Которые по ночам не гоняют по экранам игрушечные
самолетики, а все в семью, все в семью…
Я пытался встать на его точку зрения, твердил себе, что
съел бобра – спас дерево, но все равно было так гадко, словно я вместо
бобра съел само дерево.
Нинель вдруг, неожиданно для себя, выхватила из его рук
толстого гада, прижала к груди. В отместку кроль сильно двинул задними
лапами по лобковой кости. Нинель закусила губу, побледнела, глаза стали совсем
отчаянными.
– Нет, – выговорила она с трудом. – Нет…
Я тогда вообще не смогу есть мяса… Никогда.
Валериан Васильевич удивился:
– Почему?
– Мне будет казаться… что это мой Васька.
Валериан Васильевич сказал покровительственно:
– Но ведь, если разобраться, все мясо, что мы едим, это мясо
каких-то васек. Пусть даже безымянных кролей, кур, овец, коров. Ну и что? Мне,
к примеру, аппетит не портит.
Он захохотал, сильный и уверенный. Надежный, добротный.
– Все равно, – ответила она сердито. – Это я знаю
умом, но… не чувствую. А так буду и чувствовать!
– Это самообман, – констатировал он. – Компромисс
с совестью.
– Да, – согласилась она. – Вот такая я. Не желаю
знать, из чего котлета на моей тарелке! Закрываю глаза. Трусливая я,
трусливая!.. Но моего Васеньку не отдам.
Она поцеловала кроля в толстую морду. Тот фыркнул и чисто
по-мужски попытался вырваться.
На прощанье Валериан Васильевич сказал сочувствующе:
– Я понимаю вас, но… учтите, кроли долго не живут.
Сейчас можно полакомиться хорошим молодым мясом, а через пару лет он подохнет…
извиняюсь, преставится от старости. Не сомневаюсь, будете лечить, ухлопаете
кучу денег, но все равно околеет. Пропадет и мясо, и шкура. Да еще и хоронить
придется! С таким слюнтяйским отношением не в мусорный же бак на улице?
Нинель видела в его глазах презрение и глубокую жалость,
какую здоровые сильные люди испытывают к увечным, смертельно больным или
умалишенным.
Я сказал:
– А может быть, мы в самом деле… лузеры?
– Похоже, – ответила она сердито. – Вон даже кроль
меня обижает!
Возвращаясь от Нинель, я чувствовал себя таким лузером, что
понесся на горячем рыцарском коне, повергая гадов в дорогих доспехах направо и
налево. А потом ударил со всего маху в крепостные ворота, те рухнули с
грохотом, и я ворвался во внутренний двор замка Темного Принца.
Народ разбегался в диком страхе, они еще не видели такого
ужасающего всадника: огромного, с развевающимися волосами, со злым решительным
лицом, стремительного и яростного. Со стен защелкали тугие арбалеты, но
короткие железные стрелы отскакивали от моих доспехов, как сосновые иглы.
Я вскинул длинный блистающий меч в мускулистой руке,
грянул страшным голосом, от которого даже у самых отважных мечи посыпались из
рук:
– Выходи, подлый похититель!.. Пришел твой смертный час!
Ключ наконец повернулся в скважине, я вошел в прихожую,
навстречу отец с газетой в руке, в глаза бросился крупный заголовок «Культура в
беде!».
– Что-то случилось? – спросил он встревоженно.
– Да пустяки, – буркнул я.
В ушах еще звучали, быстро затихая, крики раненых,
ржание коней, грохот падающих камней.
– У тебя глаза горят… Да и дыхание учащенное, будто
бежал. В самом деле, ничего? А то полно хулиганья…
Я отмахнулся, в комнате ко мне побежал, виляя хвостом,
диван, щас я добью наконец насильника, затем можно к Темным Властелинам,
которые и есть истинные гады… можно для такого боя захватить бластер… а также
мнемокристалл, позволяющий читать мысли врага… А так как они по тысяче лет
тренировались в рукопашных схватках, а нападут все на одного, то неплохо бы
взять и замедлитель времени… чтобы я мог двигаться в десятки или сотни раз
быстрее…
Комп мигнул зеленым огоньком, жалобно пискнул.
– Ну, чо те надо? – спросил я недружелюбно.
Комп просигналил, что он за это время скачал ряд прог, но
пропатчить их надо мне, он бы и сам, но не велено сюзереном, то есть мною,
потому он, как верный и преданный оруженосец…
Ворча, я раззиповал эти проги и пропатчил, такое компу не
доверю, а сейчас качалка по новой пашет вовсю, пять с половиной килобайтов в
секунду, это ж рай в сравнении с тем районом, где жил раньше: там и один
казался счастьем.
Заглянул в новостные сайты, а тем временем замедлился
трафик, это служащие вернулись с обеда и засели за телефоны. К тому же
где-то выложили новую версию фотошопа, и мой услужливый дурак сразу же рьяно
принялся скачивать ненужный мне апдейт, да еще приоритетно перед другими
закачками и докачками, будто я без проапгрейденного фотошопа вот-вот склею
ласты.
Сквозь закрытую дверь в мою комнату донесся негромкий звонок
во входную дверь. Я не успел подняться, надо еще срочно заскринсейвить, не
люблю, когда кто-то смотрит через плечо на экран, это же мое личное, мой
дневник, даже больше чем дневник, а в прихожей послышались шаги, после
паузы – это батя смотрел в глазок – звякнула цепочка, донесся его
радостный голос:
– Здравствуйте, здравствуйте, Нинель!.. Дома он, дома! Сидит
за своей лампой накаливания. Убил бы этого Лодыгина. И Яблочкова заодно.
Хоть вы его как-то отвлеките…
– Лодыгина?
– Лодыгина уже отвлекли. Теперь бы моего отпрыска…
Дверь в мою комнату отворилась, Нинель вошла красивая и
подчеркнуто прямая, яркий тип грузинской княжны: толстая старомодная коса,
черные брови вразлет, глаза темные, загадочные, с поволокой, чувственный рот,
тонкий аристократический профиль, вся из себя, хотя никогда не скрывает, что
приехала из глухого украинского села.
Вообще-то на самом деле Нинель – раскованная умная
технарка. Худая, гибкая, развитая в нужных местах и в нужной мере, чтобы не
заботиться о фигуре или внешности, а всерьез заниматься своей учебой и компом.
Сейчас с ее плеча свисает большая плоская модная сумка.
Можно подумать, что там набор косметики, нормальные женщины таскают с собой
целые арсеналы. Отец наверняка тоже так думает, наивный. Ага, щас, дезодоранты
и набор противозачаточных средств! Хороший у меня отец, только все еще не
выберется из своего устаревшего двадцатого века, века радио Попова, карет и
фрейлин.
