Глава 14
На воротах Антон, кивнул издали, открыл, сразу начал: как
пройти с седьмого лэвела на восьмой, после того как замочишь дядю с зеленой
рожей и светящимся топориком? А потом куда? А потом кого?
А зеленых баб как? А тогда зачем они? Я вспомнил вовремя, как
сам когда-то безуспешно искал в той же комнате выход, подумал некстати, что эти
помещения с запрятанными рычагами достали, до колик хочется чего-то простого,
понятного. Не ходить по огромному многоэтажному замку, средневековому или
футуристическому, не тыкаться во все двери, по десять раз попадая в одни и те
же коридоры, подвалы, чуланы, канализационные трубы, тычась в запертые двери…
Хочется просто ехать на коне, бить гадов по дороге. Пусть
выпрыгивают из кустов и развалин на протяжении сотни-другой верст, а то и
тысячи, чтобы по дороге и пальмы, и сосны, и заснеженные скалы.
И противники действительно разные, а не по сути одинаковые и совсем не страшненькие
монстры. И получать от игры… тьфу, баймы удовольствие, а не разгадывать
пазлы. А то некоторые игры, в самом деле красивые и заслуживающие
внимания, бросаешь на полдороге.
Антон посмотрел на распахнутые ворота, пульт управления там,
в будке, махнул рукой, вроде бы колонны черных мерсов с затемненными стеклами
не видать на горизонте, поинтересовался:
– Как тебе у нас?
– Пока нравится, – признался я. – Честно. Уже
привык, хотя я вообще-то волк-одиночка. Только один Козаровский для меня… гм…
ну, это, может быть, потому, что я его еще не знаю.
– Поближе узнаешь, – предостерег Антон, – подальше
пошлешь. Это о Козаровском. Но шеф его ценит. Это Серега, к примеру, работает,
спустив в рукава, а Козаровский землю роет! Потому и получает больше всех…
– Ну, – заметил я, – все вы получаете неплохо,
судя по вашим мордам.
– Неплохо получаем по мордам? Это верно, бывает. Но бабок
все равно мало. Единственное, что могу себе позволить на такую крохотную
зарплату, это музыка, женщины и вино, поскольку газ, продукты питания и
квартирная плата уже не по карману.
Он захохотал, отправился в будку. Я выжал сцепление,
машина медленно покатила по широкой Аппиевой дороге, такой же надежной,
простоит века и века.
Перед особняком мерс и джип, остальные машины в подземном
гараже. Я там не был до сих пор, да и как-то не тянет, находился по всяким
подземельям еще с Бехолдера, да и всякие там думы, кваки, сины и прочие
дайкатаны почему-то без блуждания по сточным трубам жить не могут, а уж в
подземных гаражах, как знаю по фильмам, стоит треск от пулеметных очередей, там
рвутся гранаты, бухают гранатометы, ящики с наркотой вспыхивают, как цистерны с
бензином, а на другом конце гаража торопливо цементируют очередную яму с
трупами.
Я нежно прикрыл дверцу Серебряночки, у меня нет рефлекса
советского автомобилиста смачно хряпнуть дверью, палец уже привычно нажал
кнопку на брелке с ключами, Серебрянка ласково подмигнула мне фарами. Мол,
сигнализация включена, не волнуйся, я никому не отдамся.
На крыльцо вышел, загораживая дорогу, Козаровский.
Настроение сразу упало. Обычно он сидит в операторской, за всеми наблюдает, за
всеми подслушивает. Он не только видел, как я подъехал к воротам, но мог даже
слышать, что спрашивал Антон и что я объяснял.
Не боись я так этого кагэбиста, перемыл бы ему вслух и
всласть кости, натолкал всякого, мол, подслушивать своих нехорошо, но,
во-первых, для такого человека своих не бывает, во-вторых, если честно, у меня
ноги подгибаются, когда чувствую на себе его холодный взгляд.
– Седьмая камера плохо показывает, – сказал он
механическим голосом. – У тебя как с квалификацией?
– А что плохо? – пробормотал я. – Не
переключается?
– Переключаться переключается, – сказал он
строго, – но изображение какое-то мутное.
– Так, может, просто грязь на объективе? – предположил
я.
– Может, – согласился он высокомерно. – Вот и
проверь. А потом доложи!
Я потащился дальше с вконец испорченным настроением.
Камеры почти все смотрят сверху вниз, к тому же снабжены щитками, иначе вороны
начнут гадить в объективы так прицельно, словно у них лазерная наводка для
дерьмометателей.
И только в коридоре злость растушевалась, взамен пришла
сладкая боль. Дверь приемной все ближе, ближе…
Грудь моя поднялась, застыла, плечи распрямились, я надел на
лицо улыбку человека, который одной левой делает все то, что человечество всеми
четырьмя, толкнул дверь.
В залитой солнечным светом комнате, сияющей, слепящей,
похожей на уголок небесного рая, – Вероника. И больше ничего нет,
даже вместо стен розовые тридэшные облака, тоже пронизанные светом, бодрящие,
как кофе.
– Здравствуй… Вероника, – проговорил я.
– Здравствуй, Андрий, – ответила она. – Погоди
минутку.
Я остановился, осчастливленный, она хочет со мной
общаться, но Вероника ткнула пальчиком в кнопку коммутатора, сообщила, что я
пришел, выслушала ответ и молча указала мне глазами на дверь кабинета.
Конон в своем кресле за тыщу баксов разговаривал по
телефону. Мне кажется, я не заставал его в другой позе. А если бы он был
генералиссимусом, то всякий раз я видел бы его у карты страны. А то и
мира.
– Здравствуйте, Илья Юрьевич, – сказал я уважительно.
Он кивнул, глазами указал на кресло. Я сел на самый
краешек, так выглядит почтительнее, весь внимание, готовность сорваться с места
и мчаться выполнять любое желание. А если честно, то я в самом деле
переполнен благодарностью, в самом деле хочется что-то сделать для этого
человека, помимо того, что делаю за свое жалованье.
Трубка опустилась на рычажки. Он окинул мое лицо испытующим
взглядом. Я сказал поспешно:
– Илья Юрьевич, у вас здесь антипрослушивающие экраны.
Он посмотрел на меня остро.
– Ты это про что?
– Да так, специалисту это заметно.
– А ты специалист?
– Нет, но… мне приходилось сталкиваться. Да и сейчас слежу
краем глаза.
– Зачем?
– Помехи, – пояснил я. – Я ведь с точностью
могу вам рассказать, где и в каких точках Москвы перехватчики и подавляльщики
от всяких там ФСБ и ФАПСИ. Нет, мне по фигу, что они там делают, просто трафик
вблизи их полей впятеро хуже. Приходится сторониться.
Конон помолчал, спросил подозрительно:
– А если у меня такое стоит, то и что?
– Да так, – сказал я поспешно. – Даже если
затеваете госпереворот, мне по балде. Мне важнее, чтобы байма финансировалась.
Потому ваше благополучие – это мое благополучие. Видите, какой я корыстный?
А потому позволю заметить, эти экраны устарели еще с весны. Пошел в
производство сканер, который пробивает все эти помехи… достаточно мощные, надо
признать.
