Теперь уже все слушали внимательно, не перебивали.
Я видел обращенные в мою сторону взгляды. Антон отодвинул клаву,
повернулся в нашу сторону.
– Так вот, – продолжал я, – в Интернете до такого
общения часто не доходит. Почему? Да все потому же, что перед тобой буквы, а не
живой человек. Вот взял этот неведомый ник «Подонок» или «Сраный Козел» и
что-то там пишет на форуме. Но я, как человек с нормальной психикой, просто не
кликаю на таких мессагах, что естественно. Просто даже не открываю для чтения.
Ну не хочу я слышать речь подонка или сраного козла! И сам ему не отвечу.
Да, может быть, он взял такой сраный ник из неведомого мне чувства протеста, но
я этого не узнаю, так как в контакт не войду, а попытки сраного козла вступить
в контакт со мной сразу же пресеку. Ладно, я не бог весть какое сокровище, но
точно так же этот сраный козел потеряет и многих достаточно чистоплотных людей,
которых явно не хотел бы потерять. Я объяснил доступно? Достаточно
доступно? Или надо еще и кол потесать на голове, орехи поколоть?
Антон одобрительно кивнул, Гриць опустил голову, соглашаясь,
но Сергей явно завелся, возразил:
– Ты сам говорил о штампах, которые тормозят… что-то там
тормозят! А сам? Не тормоз?
– Штампы, – согласился я. – Ассоциации. Это как
закрепленные уроки, чтобы их не проходить снова, а, опираясь на них, идти
дальше. Не все ассоциации верны, тем более – не всеохватывающи. Но они уже
закрепились. К примеру, свастика – это фашистский знак… сколько бы ни
говорили о ее древности и солярности, сам когда-то на этом горел, скифы –
причерноморские кочевники, хотя есть даже спортивные лодки-скифы,
французы – бабники, а штурмовики – это… тоже понятно. Это не значит,
конечно, что с этими определениями надо смириться, но, называя свастику
солярным знаком, которому десять тысяч лет, надо быть готовым к длительным
объяснениям. В Интернете ты не сможешь каждому новичку объяснять
происхождение своего ника… особенно если он не просит, и придется смириться с
тем, что твой ник понимают… как понимают. А понимают всегда в общепринятом
смысле, и это не зависит от уровня интеллекта или образования. Выйдите на улицу
и опросите встречных: старых, молодых, тупых и высоколобых: как они понимают
слово «засранец», «сраный козел», «идиот»!
Сергей некоторое время зло пожирал меня глазами, кулаки
сжаты. Я даже представил, что от меня останется, если таким кулаком да в
мою непрочную челюсть. Затем со стороны Сергея послышался шумный выдох. Его
твердые губы раздвинулись в хмурой усмешке.
– А ты злой, Андрий!.. Тебе это кто-нибудь говорил?
– Да вроде нет, – пробормотал я.
– Так вот я говорю, – сообщил Сергей злорадно. –
Злой, как наш Барбос.
А Гриць сказал:
– Кто у нас Барбос, пояснять не надо?
Мою победную улыбку сдуло как ветром. Козаровский незримо
присутствует везде.
И все же, когда вышел из караулки, на душе малость
скребло. Не слишком ли обидел охранников? В большинстве хорошие ребята,
для них компы в новинку, а я вот так свысока… С другой стороны, чем больше
настучу им по головам, тем меньше им обломают рогов другие…
Ведь при входе в Сеть всегда стоит проблема ника. Зря
новички относятся к этому несерьезно. Если мой друг, которого я хорошо знаю, в
Интернете назовется «Засранцем» или «Придурком», я все же буду с ним общаться и
на улице, и на сайтах, хотя время от времени и буду доставать, чтобы сменил
ник.
Другое дело, когда на форуме ко мне обратится некий
«Засранец» или «Идиот». Все, что я о нем знаю, это пока только этот ник, а этот
ник понятно каким образом настраивает. Либо обругать, либо игнорировать. Раньше
ругался, теперь сразу холодный игнор. Таким образом, этот «Засранец» сразу
отсекает немалый процент людей, которые с ним в контакт не войдут. А в
самом ли деле лучше те, кто будет с ним общаться? С ними удобнее и проще,
но лишь потому, что они подлинные засранцы и придурки… Нет, ребята побурчат, но
потом сердиться перестанут. Конон подбирал людей психически устойчивых… Таким
можно даже пульты баллистических ракет доверить.
Глава 3
Говорят, самое обидное – это когда твоя мечта сбывается
у кого-нибудь другого. Похоже, что у меня это становится навязчивой идеей…
Вероника. Не знаю, даже не в постель тащу, как-то в моих горячечных видениях
эти сцены отсутствуют, а больше какие-то схватки на мечах, когда я рублю гадов
направо и налево, закрывая ее широкой спиной, а потом подхватываю могучей
дланью к себе на коня и уношусь галопом…
Или же луплю из двух ракетных бластеров, а она привязанная к
жертвенному столбу, вот-вот ее не то сожгут, не то скормят, смотрит на меня с
мольбой и надеждой, но я разношу гадов на куски, а потом одним движением рву ее
цепи как паутину, выворачиваю столб и с ревом швыряю в последних из уцелевших
врагов. Вероника потрясена, а я ее не то на коня, не то в ракетный катер с
радужными крыльями…
Я вздрогнул, едва успел вывернуть руль. Мимо пронеслось
что-то синее, я только успел увидеть перекошенное побелевшее лицо с выпученными
глазами.
Мне почудился тающий в морозном воздухе разъяренный вопль:
– Крепче за шоферку держись, баран!
Обдало холодом. Тело напряглось, я ощутил, что уже несколько
секунд несусь, видя не заснеженное шоссе, а зеленое поле, по которому идут
крохотные человечки с мечами в руках, а за ними ромейские наемники тащат
катапульты с греческим огнем. Конструкторы машин слишком заботятся об
удобствах. Усталый на работе человек в машине сразу расслабляется. Если
пьяный-то как раз и не сядет за руль – вдруг да ГАИ остановит, а
усталый надеется, что как-то доедет… На самом же деле от усталых катастроф
всегда больше.
Я щипал себя за бок, бил по колену. Со злостью подумал,
что хорошо бы на руке вот тут под пальцем такую кнопочку. Нажмешь – из
сиденья высунется игла, кольнет в задницу. Хорошо кольнет.
Я включил мобильник, сказал, не отрывая рук от руля:
– Нинель, это я, Андрий. Скорее скажи какую-нибудь гадость,
а то засыпаю за рулем…
– Чо-чо?
– Дорогая, мне надо проснуться…
– Ну, Андрий… Если я скажу, ты от злости выскочишь на
встречную полосу!
– Там пусто, – сообщил я. – Все нормальные спят.
– Так чего меня будишь?
– А ты где?
– В офисе, ессно. Тут Костомар такой сценарий
забабахал! Горецкий долго слюни пускал, а сейчас уговаривает бросить академство
и перейти книжки строгать.
Я ощутил, что в голове проясняется.
– Подожди еще минут пятнадцать, хорошо? Я заеду к вам. А потом
тебя завезу домой.
Нинель промурлыкала:
– Да мне и здесь на диване неплохо: одна нога здесь,
другая – там…
– Что, собираешься спать там?
