– Увы, нет, – огорченно ответил Зяма. – Заказ сорвался, да так нелепо! Обидно до слез.
– Расскажи, – сочувственно предложила добрая душа Трошкина.
У Зямы, видно, накипело, и он не стал запираться, рассказал, что у него совсем недавно проклюнулся один очень выгодный заказ. Работа, в общем, пустяковая, но за очень, очень хорошие деньги. Нашему дизайнеру предложили организовать пространство обычной жилой квартиры из трех комнат в азиатском стиле. То есть о том, чтобы заменять корпусную мебель матрасами-татами, а деревянные двери сдвижными перегородками из рисовой бумаги, речи не было. Квартира должна была остаться вполне удобной для проживания немолодого солидного россиянина с устоявшимися привычками, но одновременно жилище должно было превратиться в шкатулку для сокровища из Азии.
– Это сокровище – красавица-гейша? – предположила я.
– Не угадала, – ответил Зяма. – Сокровище – это миниатюрная скульптура из редкой разновидности нефрита, культовая штуковина, дорогая сердцу каждого буддиста.
– Какой-то божок?
– Не то божок, не то особо ценный храмовый инвентарь, я не успел разобраться, – признался он. – А теперь уже и не разберусь, потому что эту драгоценную нефритовую фигурку у моего несостоявшегося клиента попросту стырили, и я горюю об этом ничуть не меньше его, ведь если нет сокровища – нет необходимости менять интерьер квартиры! Ушел мой заказ, остался я на бобах!
Мы едва успели выразить Зяме сочувствие по поводу утраты им надежды на хороший гонорар, как впереди по курсу появился старый дом с аркой, над которой висела табличка «Проезд на ул. Швейников», и еще крупными белыми буквами было размашисто написано: «Назад, гады! Туалета во дворе нет!!!»
Ни в коем случае не считая себя гадами, мы не стали поворачивать назад, наоборот, проехали под арку и вскоре уже катили по улице Швейников, где в доме номер девять проживал плешивый живчик Андрей Аркадьевич, фамилию которого я так и не удосужилась выяснить.
Я показала Зяме, к какому именно дому подъехать, и он задумчиво сказал:
– Как интересно… А я ведь тут уже был!
Он очень внимательно, если не сказать – подозрительно, посмотрел сначала на меня, потом на Трошкину. Я не дрогнула, а вот она занервничала и боязливо спросила:
– Почему ты так смотришь, Зяма?
– Я думаю, – ответил братец, поочередно сверля меня и Алку таким острым взглядом, с помощью которого из нас вполне можно было сделать двойной кулон на ожерелье.
Кроткий и незлобивый Руперт добродушно помалкивал.
– Знаете, девочки, а ведь мой несбывшийся клиент живет именно в этом доме! – сообщил Зяма так значительно, что вздрогнула даже я. – И нефритовую скульптурку из его квартиры украли не далее как вчера ночью!
– И что? – заволновалась слабонервная Трошкина.
– А то, что эту драгоценную фигурку стащили две проститутки!
– Но… – Она разинула рот и замолчала.
Я же, наоборот, ожила и быстро спросила:
– Чья была фигурка?
– Говорю же, моего клиента!
– Да я не о том! Кто именно был вырезан из чертового нефрита – шестирукий Будда или, скажем, далай-лама в позе лотоса?
– Или, может, дракон, сидящий на вершине хрустальной пирамиды? – хриплым шепотом подсказала Трошкина.
– Никакой не дракон, не Будда и не лотос с пирамидой. Это был слоник, – ответил Зяма.
– Слон! – Я схватилась за голову.
– Слон! – бледнея на глазах, повторила Алка.
Мы посмотрели друг на друга и надолго сцепились взглядами.
Затянувшуюся паузу нарушил Зяма:
– Я что-то пропустил?
– Э-э-э… Видишь ли, у нас действительно есть кое-какая дополнительная информация, которую мы до сих пор не считали важной, – призналась я. – Это касательно слона.
– Значит, вы его все-таки стырили?! – рассердился братец.
– Боже упаси! – воскликнула я.
– Упаси Будда! – поддакнула Трошкина, глупо хихикнув. – Мы этого слона даже не видели, но зато кое-что о нем слышали.
– В каком контексте? – нахмурился Зяма.
– В ругательном, – сказала я. – Какой-то придурок звонил мне на сотовый, называл меня разными нехорошими словами и требовал, чтобы я вернула ему слона. Он очень боялся, что я его разрежу.
– Ага! Окорок на котлеты, ножки, ушки и хобот – на холодец! – Алка подавилась нервным смехом, закашлялась, и молчаливый Руперт аккуратно стукнул ее ладонью по спине.
Трошкина слетела с сиденья на пол и уже оттуда вполне нормальным голосом спросила:
– И какой у нас теперь будет план?
– Новый, – ответила я. – Нам с тобой попадаться на глаза ограбленному Андрею Аркадьевичу никак нельзя, так что в главных ролях придется выступить Зяме и Руперту. Слушайте, что я придумала.
Я выдала свою идею, и братец сказал:
– Можно попробовать, конечно, только с одним условием! – Он повернулся к Руперту и продолжил: – Веду тему я. Ты на подпевке и открываешь рот строго по сигналу.
– У меня есть стартовый пистолет, – предложил Крошка Ру.
– Нет уж, давайте без пальбы! – забеспокоилась Трошкина.
– Сигнал будет тайным, – пообещал Зяма.
Он внимательно посмотрел на Руперта, большого и послушного, как дрессированный сенбернар, и сказал:
– Начинаешь говорить строго по команде «Голос!». Понял? Если услышишь, что я произнес это слово, – заливайся соловьем, а до тех пор молчи.
Крошка Ру затряс головой.
– Голос! – сказал Зяма.
– Я все понял, буду ждать сигнала, – как велено было, строго по команде, заговорил Руперт.
– Молодец. – Трошкина ласково погладила бывшего возлюбленного по голове. – У вас все получится.
– Будем надеяться, – с сомнением пробормотала я.
Глава 10
Андрей Аркадьевич Лапочкин лежал в постели с ледяным пузырем на голове. Резиновый пузырь его заботливый помощник Виктор Пальцев пристроил точно на начальственную плешь, полагая, что так целительный холод скорее достигнет цели и охладит разгоряченный мозг.
Лапочкин обладал ярко выраженным холерическим темпераментом, Виктор за глаза так его и называл: «Наша холера». И в горе, и в радости Андрей Аркадьевич не знал удержу, а состояния некоторого душевного и эмоционального равновесия достигал исключительно во сне, и то при условии отсутствия ярких сновидений. Сейчас был не тот случай: Лапочкин спал, но беспокойно.
Пальцы его рук, выпростанных поверх большого теплого пледа, загнулись крючками и нервно шевелились, отчего кисти сделались похожими на пару некрупных камчатских крабов необычного желтого цвета. Веки Андрея Аркадьевича дрожали, кадык подергивался. Определенно, Лапочкину снился кошмар.
