Это и есть дар Божий. А халява действительно наказуема.
Сталин в День Победы
Пожалуй, я еще никогда не получал столько поздравлений с Днем Победы. Дело не во мне персонально. Ну да, мне в моих писаниях иногда удается поставить нужное слово в нужном месте, но главное в том, что я – «сей остальной из стаи славной»… Из той самой, состоявшей из тех, кто через два дня после школьного выпускного вечера уже надевали шинели. Но известный поэт, мой ровесник, когда-то сказал:
Хорошо, что это случилось с нами,
А не с теми, кто помоложе.
Это неправда. И те, кто моложе нас лет на десять-пятнадцать, бесспорно, тоже выполнили бы свой долг. А нынешнее поколение? Вспоминая подвиг лейтенанта Прохоренко, хочется думать, что – тоже. Но как трудно было бы обрядить в шинели всех этих сидельцев бесчисленных банков, контор, охранных служб и всяких инфраструктур…
Звонки начались еще накануне. И первой, как полагается, была моя альма матер – газета «Завтра» в лице моего ангела-хранителя Катерины Глушек, воспетой мной в стихах и прозе. За ней – «Правда», точнее говоря, мой старый боевой товарищ, неутомимый подвижник честного и мужественного слова Виктор Стефанович Кожемяко, много лет тому назад пригласивший меня в «Правду». Потом – скупая ко мне «Литературная газета» в лице стойкого бойца Олега Пухнавцева. Тут же – Виталий Владимирович Харламов из ЦК КПСС. Следом – Петя Палиевский. Боже мой! Мы встретились еще в 1965 году в Обществе охраны памятников, и только теперь я узнаю, что в 41 году он был угнан в Германию. За ним – Марина Насонова, достойный полпред «Красного телевидения». Возникла и моя давняя однодумка(?) Лиля Беляева. Это она только по имени лилия, а по несокрушимости – секвойя. О! Ирина Ермакова. Наше горячее русское сердце в Париже. Не мог промолчать и «Алгоритм», уже лет двадцать безропотно издающий мои далеко не безупречные писания, – Ирина, человек из тех, на ком земля держится. Затем – «Слова и дела». Это великая газета! Какая еще может похвастаться, что ее закрывали шесть раз? Как Сталина царский режим арестовывал и ссылал шесть раз. И как Сталин пять раз бежал из ссылки, так и «Слова и дела» под руководством бесстрашного Юрия Игнатьевича Мухина пять раз возрождалась под новым именем. И каждый раз я невольно шептал Гомера:
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос…
А кто еще из редакторов газет, как Юрий Мухин, был арестован на пляже в упивающемся свободой Крыму, кто в одних трусах и в наручниках, как Чикатило или Геббельс, доставлен в столицу и с браслетом на ноге посажен под домашний арест? Кто – может, редактор «Российской газеты» Владимир Фронин, печатающий полоумные измышления В. Ресина о том, что Ленин расстрелял патриарха Тихона; или редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, ликующий вместе с Ириной Петровской, которая наконец-то вывела на чистую воду этих ловкачей панфиловцев, умело сложивших свои головы под Москвой: оказывается, их было не 28, а больше, и она ликует: из-за этого не останутся они в памяти народной; или, не приведи, Господи, директор Первого канала мусье Эрнст, погрязший во вранье и пошлости своих передач? Нет ответа…
А тут уже пошли звонки, эсэмески и электронные письма из дальних и недальних городов. Некоторых авторов я знал и раньше, но большинство – совершенно не знакомые люди. Имена звонивших из Новосибирска, Гусь Хрустального и некоторых других городов я, к сожалению, не запомнил, но вот из Омска – Максим, с Алтая – Антонина Карпова, из Уфы – возвышенная женщина Флюра, башкирка крутого советского закваса, из Кирова – энтузиаст антисолженизма Валерий Есипов, из Курска – Юрий, из Твери – капитан второго ранга Геннадий Асинкритов, не знающий устали в борьбе за правду, из Углича – стихотворец Константин Курбатов с молодой и уже окончательной супругой, из Москвы – Анатолий Михайлович Алешкин, мой дорогой безгонорарный издатель, из Кинешмы – красавица Валентина Демина, портрет отца которой со всеми боевыми орденами стоит у меня за стеклом на книжной полке… Не знаю откуда прислал доброе слово Виктор Александрович Завадский. Поздравление одной московской учительницы начиналось так: «Наилюбимейший Владимир Сергеевич!» Я ответил ей: «Наимилейшая Елена Валерьевна!..» Очень обрадовался сердечному звонку Ольги Александровны Твардовской, старательной труженицы с сестрой Валентиной на отцовской ниве. Не забыл меня по старой дружбе и Александр Николаевич Крайко.
А другой Александр – Проханов – словесному поздравлению предпочел материальное, но с неизменным мистическим привкусом: прислал портрет Верховного Главнокомандующего, исполненный на фляге с сорокоградусной. Она была отменного свойства, как убедились мы с фронтовиком Андреем Турковым, моим пожизненным супостатом. Это было 9 мая в Красновидове во время дружеского праздничного застолья у нашей хлебосольной доброй соседки Юли, вдовы писателя-фронтовика, незабвенного Коли Евдокимова.
Особенно отрадны были вести с Украины или от людей с украинскими фамилиями: от Юрия Батрака, от Ольги Павловны Цвигун из Винницы, пишущей патриотические стихии. В ответе ей я написал: «Россия и Украина – родные сестры». А еще – от неведомого Владимира Стаднюка с неведомой, но «примкнувшей к нему бабкой»; от киевского венгра Ласло; от Наталии Георгиевны Семеновой тоже из Киева, дочери советского генерала: «Дорогой Владимир Сергеевич! Сердечно поздравляю Вас с Днем Победы! Этот праздник всегда был самым большим, а сейчас, в наших условиях, он приобрел особое значение, особую святость. Завтра (уже сегодня) мы выйдем. Нацисты открыто угрожают, что не допустят этого, созывают свои силы. Посмотрим». И я посмотрел потом по телевидению и на фотографии в «Советской России» видел, что вытворяли там неофашисты. Из Минска тоже звонили Игорь и Антонина, граждане советского рая… А какие слова донеслись оттуда из уст Лукашенко на параде. Вот настоящий президент и сын Родины! Вот истинный «народа водитель и одновременно народа слуга».
Всем, вспомнившим в этот День меня, сержанта Красной Армии, еще раз поклон и благодарность. Но, разумеется, я не только отвечал на поздравления, но и писал, звонил сам. Поздравил Клавдию Федоровну Якушеву, нашего ротного почтальона, которую мы, игнорируя половую принадлежность, звали Харитошей по популярному тогда фильму. Увы, она уже трудно ходит… Позвонил однокурснику Мише Годенко. Этому Мише 97 годочков, но у него шумело веселое застолье; другого однокурсника Юрия Бондарева удалось-таки поздравить через любезную супругу; и «Советскую Россию», В. В. Чикина, мастера художественного слова, приветствовал безответно; позвонил Гале Викуловой, вдове фронтовика, моего друга Сергея; поздравил еще и Жореса Ивановича Алферова, у которого перед праздником случились трудные, даже страшные дни; но опять не смог дозвониться до Павлова. Вот досада! Ведь с сорок второго, с Мосальска, где впервые попали под обстрел… До сих пор связь с Крымом не налажена, а ведь раньше была нормальная.
Эти письма и телеграммы, эсэмески и интернетки были волнами бушующего народного моря – волнами радости, добра, надежды.
Однако удалось нам с моей женой Татьяной пройтись и в шеренге «Бессмертного полка». Мы несли портреты главных творцов великой победы: Татьяна – портрет Ленина, я – Сталина. А где-то возвышался и портрет Молотова, который нес его внук. Да разве мы одни! Еще несколько лет назад генерал-лейтенант Фомин Алексей Григорьевич сидел на трибуне у Мавзолея Ленина с портретом Сталина на груди. По телевидению он разок мелькнул, потом были фотографии в газетах, но – безо всякого Сталина. Что вы хотите – свобода слова, всякую цензуру Путин отменил. А в этот раз в Томске в первой красочной шеренге несли большие в натуральную величину поясные портреты Сталина, Жукова, Рокоссовского и других маршалов Советского Союза, – тех самых организаторов великой победы, от одного имени которых в Кремле, как некогда в Новой имперской канцелярии, начинаются коллективные корчи. Наше свободное телевидение, бесстрашный, как заяц, Эрнст и мужественный, как лягушка, Добродеев, конечно, не показали прекрасное шествие томичей, но «Советская Россия» дала фотографию.
