– Нет, есть и чугунные! – пожаловалась я, вспомнив непробиваемого, как броня, капитана Барабанова. – Такие нечуткие люди попадаются, хоть плачь! Сегодня я расспрашивала одного железного чурбана относительно некоторого криминального происшествия, а он наотрез отказался удовлетворить мое любопытство!
– Давай я удовлетворю! – вызвался Смеловский.
Я предпочла проигнорировать второй смысл этого смелого предложения и согласилась:
– Давай! Мне нужно знать все подробности гибели гражданки Цибулькиной.
– Это кто такая?
– Понятия не имею! – совершенно искренне ответила я, отметив про себя, что сие есть большое упущение. – Я ничего об этой даме не знаю, кроме фамилии и того печального факта, что ее уже нет среди живых.
– И как давно нет?
– Со второй половины сегодняшнего дня, – ответила я.
– Где она жила? – мастер интервью направлял меня точными вопросами.
– Где-то в нашем городе, в Центральном округе, точнее не скажу.
– И отчего у тебя внезапный интерес к незнакомой покойнице, тоже не скажешь? – проявил проницательность Смеловский.
– Пока не скажу! – подтвердила я.
– Значит, все детали при личной встрече, – подвел черту Макс. – Считай, ты обещала мне свидание!
– Обещаю и торжественно клянусь! – сказала я, скрестив пальцы, чтобы не считалось, что я обманываю.
На этом мы закончили разговор. Я положила трубку, приклеила ухо к стене, разделяющей наши с Зямой комнаты, и услышала, как рыдают струны. Чего это Зямка так раскис? Если бы я не знала, что мой братец убежденный натурал, решила бы, что плененный Бронич его сердечный друг! Или Зяму расстроила не печальная история моего шефа, а что-то другое?
Я люблю своих родственников и всегда стараюсь облегчить им тяготы земного существования, не делая исключения даже для старшего брата, с которым нередко конфликтую. В детстве мы с Зямкой даже дрались иногда, потому что он меня тиранил, как младшенькую, и еще обзывал Индюшонком. С годами братец не стал умнее и деликатнее, зато я научилась держать удар и не реагирую на мелкие колкости. Более того, я готова проявить великодушие к неразумному созданию, доставшемуся мне в братья.
– Скажи мне, Зяма, что тебя печалит? – роскошным ямбом вопросила я, выйдя из своей комнаты и постучавшись в соседнюю.
Гитарные стоны сделались тише, я услышала вздох облегчения, который издало надувное кресло, а затем и страдальческий голос брата:
– Ты правда хочешь это знать?
– Ну… да, – не совсем уверенно ответила я.
Щелкнул замок. Дверь открылась. Зяма жестом пригласил меня войти, выглянул в коридор, проверяя, нет ли там кого, снова закрыл дверь, подпер ее спиной и устремил на меня испытующий взгляд. Мне сделалось не по себе.
– Если ты печалишься оттого, что у тебя нет нового транспортного средства, то я готова добавить тебе денег на скуттер, – предложила я, уже понимая, что дело не в скуттере.
– У меня беда, Индиана Джонс! – напряженно сказал Зяма.
– Беда? – бледнея, повторила я. Индианой Джонсом брат называет меня крайне редко, только в пиковых ситуациях. – Какая беда?
– Как у тебя с Гамлетом, – братец криво усмехнулся.
Поскольку у меня никогда не было ничего общего с Принцем Датским, я сразу же поняла, что Зяма, слегка перепутав, упоминает Ашота Гамлетовича Полуянца – приятного мужчину, с которым у меня тоже было очень мало общего. Собственно, я просто обнаружила его хладный труп и едва не угодила в подозреваемые в совершении убийства.
[4]
– Видишь ли, я был знаком с гражданкой, носящей редкую фамилию Цибулькина, – с сожалением глядя на мое испуганное лицо, признался Зяма. – Это с ней я встречался вчера с двух до трех часов пополудни. В ее квартире с балконом, вблизи которого очень удобно расположена пожарная лестница.
Я ахнула и мгновенно догадалась обо всем остальном.
– Когда Бронич буянил в подъезде, ты был у этой бабы и сбежал через балкон?!
Зяма кивнул.
– Да ты просто псих! – воскликнула я.
– Нет, это было совсем не опасно, с балкона до лестницы рукой подать! – запротестовал братец.
– Ты сексуальный маньяк! Неразборчивость в связях доведет тебя до тюрьмы! – запальчиво заявила я.
– Ага, одного уже довела, – кивнул Зяма. – Твой шеф, видать, тоже маньяк! Интересно, сексуальный или не очень?
Я заткнулась. Природу скандального интереса Бронича к гражданке Цибулькиной требовалось прояснить безотлагательно. Я задумалась, Зяма тоже примолк и даже выключил музыку, чтобы мне не мешать. В наступившей тишине стали слышны шорохи в коридоре.
– Папуля! – сказал мне Зяма одними губами.
Я кивнула. Любящий отец забеспокоился и начал проявлять повышенный интерес к тому, что происходит с его детками.
– В сад, все в сад! – конспиративной фразой я призвала Зяму уйти на территорию, свободную от прослушивания.
Понятливый братец кивнул, и мы вышли из комнаты.
Под дверью отирался не один папуля, компанию ему составляла наша маменька. При нашем появлении родители разогнули спины и сделали невинные лица, из чего я заключила, что за секунду до этого они в полуприсяде толкались локтями, борясь за место у замочной скважины.
– Папа? – спросила я.
– Мама? – произнес Зяма.
– Дети! – ответил папуля.
Не зная, что сказать в продолжение, он замолчал и сделал приглашающий жест мамуле.
– Дети, я хотела поделиться с вами своей маленькой победой! – оживленно сказала находчивая родительница. – Новое имя моего героя одобрено и принято. Злодея будут звать Марат Паханов.
– Марат-парад, – буркнул братец, чтобы сказать хоть что-то.
– Парад Маньяков! – ляпнула я, думая о том, что было предметом нашего разговора с Зямой минуту назад.
– Тоже хорошее имя, но уже поздно, – с легким сожалением сказала мамуля.
– Да! Уже поздно! – встрепенулся Зяма. – Уж вечер наступил! А с ним пришла прохлада! Мы с Дюхой выйдем в сад!
– Так надо! – брякнула я, красиво завершив рифмованный экспромт.
– Кажется, литераторов в нашей семье прибавилось! – пробормотал впечатленный папуля.
– За сим мы вас покинем ненадолго! – выталкивая меня в открытую дверь и вываливаясь следом, возвестил Зяма, которого неудержимо понесло стихами.
– Мы будем ожидать вас к чаю с тортом! – не задержалась с ответом мамуля.
– Я с вами скоро чокнусь, это точно! – сердито сообщила я братцу на лестнице.
