– Не может быть!
– Может! – сказала подружка и снова оказалась права.
Замок на двери оказался поцарапан, а сама дверца не заперта. Пока мы трапезничали, «Тойоту» кто-то вскрыл!
«Так, не будем волноваться! – сказал мой внутренний голос. – Смотрим внимательно, что у нас украли?»
– По-моему, ничего у нас не украли! – удивленно молвила Трошкина, чудесным образом услышав его. – Автомагнитола на месте и все остальное, насколько я могу судить, тоже. Во всяком случае, чехлы и коврики не унесли, бумажник с деньгами тут, и непочатая пачка «Мальборо» из бардачка не пропала. А что из этого следует?
– Что злоумышленник некурящий бессребреник и потому не нуждается в сигаретах и деньгах? А заодно он глухой, поэтому ему не нужен и магнитофон?
Не обратив никакого внимания на мои насмешки, Трошкина подняла вверх тонкий пальчик, как моряк, определяющий направление ветра, и торжественно изрекла:
– Из этого следует, что злоумышленник не нашел в машине того, что хотел найти!
– Так он искал фотоаппарат! – догадалась я. И загудела: – У-у-у-у, как все запущено! Чем дальше, тем непонятнее! Вот объясни мне, кого могут так интересовать фотки Бронича с его покойной любовницей?
– Может, настоящего убийцу Леночки Цибулькиной? – предположила Алка. – Возможно, на снимках есть что-то такое, что указывает на личность преступника.
Я старательно припомнила фотографии и пожала плечами:
– Ну, не знаю! Кто там есть еще, кроме Бронича и Леночки? Только зеленая мартышка. Ты же не думаешь, что Цибулькину убила она?
– Я думаю, это брюки! – сказала вдруг Алка, сведя брови в одну напряженную линию.
– Да брось ты! – отмахнулась я. – История про брюки, убивающие людей, хороша только как сюжет для ужастика моей мамули!
– Я думаю, что эти брюки могут быть уликой против убийцы, – объяснила подружка. – Почему мы решили, что это штаны Бронича? Может, они принадлежат убийце, и на них вышиты его инициалы?
– Такой инфантильный убийца с привычками детсадовца? – не поверила я. – Ладно, эти фотки уже у меня в компьютере, вернемся домой – рассмотрим каждый снимок на максимальном увеличении.
Остаток вечера мы скоротали в гараже за мытьем «Тойоты». Денег на то, чтобы загнать машину на платную мойку, в настоящий момент не было ни у меня, ни у Алки. В этом смысле я возлагала большие надежды на завтрашний день: Бронич, если у него есть совесть, просто обязан был отметить свое освобождение из узилища выдачей своим верноподданным сотрудникам заработной платы.
21
Наступившее утро показало, что совесть у Бронича имеется, и деньги тоже. Правда, сочетались они негармонично: совести было гораздо меньше, чем денег. Весьма крупную сумму, перечисленную нам мясокомбинатом, шеф разделил неправедно. Стасу Макарову выплатил все его немалые проценты черным налом, а нам, простым честным труженикам, пообещал перечислить деньги на карточки. Это означало, что мы получим свои кровные только завтра, да еще с налоговыми вычетами. Андрюха прямо сказал по этому поводу:
– Невыгодно у нас быть простым честным тружеником! Пора переквалифицироваться в кровососы!
И, видимо, в режиме означенной переквалификации заказал себе коктейль «Кровавая Мэри». Выпивку для всей честной компании поставил разбогатевший Макаров, заигрывающий с неимущим народом. Люся с Катей скромно попросили джин-тоник, Трошкина, краснея, заказала коктейль «Секс на пляже», а я нагло потребовала текилу. Не потому, что я люблю этот напиток со вкусом целебной настойки «Алоэ на меду», а чтобы побольше разорить огорчительно состоятельного Стаса.
Макаров, надо отдать ему должное, не дрогнул и приволок все заказанные напитки, да еще с закуской в виде большого «Киевского» торта. Тут я поняла, как сглупила, потребовав кактусовую водку: с тортом она сочеталась неважно. Точнее говоря, вообще не сочеталась. Напиток из мексиканского сорняка и незалежный-незаможный украинский торт вступили в моем желудке в непримиримую борьбу, которая свелась к длительной оккупации мною санузла. В обеденный перерыв, когда мои повеселевшие коллеги удалились в кафе, я вынужденно осталась в офисе. Бронич, непривычно тихий и кроткий, тоже ушел, а Трошкина как настоящая подруга осталась у ложа страдалицы. Правда, я не лежала, а сидела, а Алка стояла в коридоре по ту сторону двери сортира и пыталась меня подбодрить, рассказывая о периодических желудочно-кишечных страданиях других замечательных людей. Например, нашей общей с ней школьной учительницы, которая маялась животом с поразительной регулярностью – аккурат в дни контрольных работ. Надо сказать, двоечникам и троечникам странный недуг математички был на руку, ее частые и продолжительные забеги в туалет позволяли нерадивым ученикам вроде меня благополучно списывать у отличников вроде Трошкиной.
– Нашла бы ты лучше лекарство! – сказала я Алке, поймав себя на том, что повторяюсь: то же самое я совсем недавно говорила Цибулькину. – «Смекту» или «Левомицетин»!
После этого Трошкина из-под двери исчезла. Слушая, как она в отдалении хлопает дверцами и стучит ящиками, я еще немного пострадала в гордом одиночестве. Постепенно мне полегчало, и я осмелилась выйти из туалета. Заглянула в поисках запропастившейся подружки в редакторскую – и ахнула! В районе моего рабочего стола царил необычный беспорядок: ящики выдвинуты, дверца шкафчика распахнута, папки выпотрошены, бумаги разбросаны!
– Трошкина! – возмущенно вскричала я.
– Иду, иду! – пропела Алка из коридора.
Звонко протюкали каблучки, запыхавшаяся подружка вбежала в дверь, ойкнула и остановилась среди бумажных россыпей, поджав одну ножку.
– Трошкина! – укоризненно сказала я, широким взмахом руки указав на вопиющее безобразие. – Ты какой порошочек тут искала? «Смекту» или героин?
– Это не я! Я не искала! – испуганно открестилась подружка. – То есть, я искала, но не тут! Я в аптеку за лекарством сбегала, вот! – она протянула мне пластинку с таблетками.
– Если не ты, то кто же? – озадачилась я.
И тут мне пришло в голову, что погром мог учинить тот же самый человек, который вчера шарил в машине Бронича, предполагаемый убийца! Очевидно, та же мысль посетила Алку. Она приложила палец к губам, призывая меня к молчанию, на цыпочках подбежала к двери аппаратной и с победным: «Ага!» широко распахнула ее. Посмотрела внутрь, с сожалением сказала:
– Не ага, – и вопросительно поглядела на дверь кабинета Бронича, вновь украшенную прелестным старушечьим замочком.
– И в туалете его тоже нет, я только что оттуда, – сообщила я, угадав ход ее мыслей.
В следующее мгновение мысли подружки совершили рывок, за которым мне было не угнаться. Повелительно бросив мне: «Стой здесь!» – Алка пулей вылетела из офиса и понеслась по коридору, выбивая каблуками тревожную барабанную дробь.
– Стою, – ответила я и подперла плечом дверной косяк.
