Боярское правление сопровождалось беззастенчивым разграблением государевой казны. Под разными предлогами бояре запускали руки в царскую сокровищницу, присваивая себе десятилетиями копившиеся великими московскими князьями богатства. Происходившее на протяжении нескольких лет беззаконие Иван IV описывал позднее, не жалея черных красок: «Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе… А о казне наших дядей что говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села, мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям? Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами, делали вид, что правят и распоряжаются, а сами нарушали законы и чинили беспорядки, от всех брали безмерную мзду… Хороша ли такая верная служба? Вся вселенная будет смеяться над такой верностью! Что и говорить о притеснениях, бывших в то время? Со дня кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет не переставали они творить зло»!
Не без горькой иронии писал Иван Грозный о том, как ходивший в более чем скромной для человека его положения одежде князь Иван Шуйский внезапно оказался владельцем огромных «родовых» богатств. «А бесчисленную казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние. А известно всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была мухояровая зеленая на куницах, да к тому же на потертых; так если это и было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить».
«Земский собор». Художник С. Иванов
Между боярскими кланами завязалась борьба за власть и влияние. Позднее сам Иван Грозный напишет: «Подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе, и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и доброжелателей нашего отца и воевод перебили! Дворы, и села, и имущество наших дядей взяли себе и водворились в них… Князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его, убили. И князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места. И на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение. И так осуществили все свои замыслы и сами стали царствовать». Иван Васильевич перечисляет здесь основные, на его взгляд, преступления бояр Шуйских: казнь очень влиятельного при дворе Василия III и Елены Глинской дьяка Федора Мишурина в октябре 1538 г., арест одного из главных соперников клана Шуйских – боярина князя Ивана Бельского (осень 1538 г.), низложение возглавлявшего 17 лет Русскую православную церковь митрополита Даниила (февраль 1539 г.).
Владычество князей Шуйских не было безраздельным, их власть оспаривала другая придворная боярская группировка, возглавленная князьями Бельскими. Глава семейства Бельских, князь Иван Федорович, летом 1540 г. был выпущен из заточения и вскоре, пользуясь доверием великого князя, оттеснил на вторые роли Шуйских и их сторонников. Ситуация при дворе и в стране в целом стала меняться: в декабре 1540 г. из-под стражи была выпущена семья покойного князя Андрея Старицкого. Планировался военный поход на Казань, где московские власти предполагали посадить на престол своего ставленника. Под этим предлогом из Москвы был окончательно удален глава клана Шуйских – князь Иван Васильевич Шуйский, которого назначили главным воеводой в полках, готовящихся к казанскому походу. Поход этот, однако, так и не состоялся в связи с вторжением летом 1541 г. в русские земли крымского хана Сахиб-Гирея. Набег крымчаков был остановлен на р. Оке у города Ростиславля полками под началом боярина князя Дмитрия Федоровича Бельского. Бывший правитель страны, Иван Васильевич Шуйский, тем не менее так и продолжал стоять со своими отрядами во Владимире до самого конца 1541 г. Его долгое пребывание вдали от столицы уже нельзя было считать ничем, кроме опалы. Именно так трактовал удаление старшего из Шуйских из Москвы и сам Иван Грозный: «Когда я стал подрастать, то не захотел быть под властью своих рабов; и поэтому князя Ивана Васильевича Шуйского от себя отослал».
Но торжество Бельских оказалось недолгим. Недовольное их усилением боярство составило против них заговор. В начале января 1542 г. опальный князь Иван Шуйский со своими полками («собрав множество людей и приведя их к присяге») выступил к Москве, а его сторонники в столице тем временем взяли под арест князя Ивана Бельского и его сторонников. В числе последних оказался и митрополит Иоасаф, которого с митрополии прогнали «с великим бесчестием». Самого же князя Бельского сослали на Белоозеро, где в мае того же года он был убит по приказу Шуйских. Правда, тогда же умер и признанный вождь Шуйских, князь Иван Васильевич, но – свято место пусто не бывает – место покойника во главе боярского клана занял князь Андрей Михайлович Шуйский, по свидетельствам источников – человек крайне жестокий и корыстолюбивый.
Расправлялись Шуйские с любимцами Ивана IV и позднее. В сентябре 1543 г. они прямо на глазах у государя арестовали боярина Федора Семеновича Воронцова: «Перед великим князем и перед митрополитом в Столовой избе у великого князя на совете… изымаша… за то, что его великий государь жалует и бережет, биша его по ланитам и платье на нем ободраша, и хотеша его убити, и едва у них митрополит умоли от убивства. Они же сведоша его… с великим срамом, бьюще и пхающе на площади». Этот летописный рассказ полностью пересекается с описанием самого Ивана Грозного, очевидца творимого боярами беззакония: «Потом князь Андрей Шуйский со своими единомышленниками явились к нам в Столовую палату, неистовствуя, захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова, обесчестили его, вытащили из палаты и хотели его убить. Тогда мы послали митрополита Макария… передать им, чтобы они его не убивали, и они, с неохотой послушавшись наших слов, сослали его в Кострому; при этом они оскорбляли митрополита, теснили его и разорвали на нем мантию… и толкали в спину наших бояр».
Жестокие расправы над соперниками и просто неугодными лицами, вершимые боярами от лица великого князя, – вот те впечатления, под влиянием которых формировался характер будущего самодержца. Но пока он мог лишь смотреть на происходящее, отводя душу в расправах над совсем уж беззащитными существами. К 12 годам у Ивана появилась полюбившаяся ему забава – сбрасывать собак и кошек «с стремнин высоких». Развитие у великого князя таких наклонностей должно было бы насторожить бояр, однако те, упиваясь властью и безнаказанностью, не обратили на это должного внимания. И совершенно напрасно.
