– Будет гулять в лесу, дышать свежим воздухом, пить парное молоко! – воодушевилась мамуля.
– Алле, алле, кто меня слышит?! – человеческим голосом на грани истерики воззвал ее мобильник.
Мамуля обожает нетрадиционные позывные и все время устанавливает на свой телефон звуки живой и мертвой природы. Это ее психованное «Алле, алле!» звучит еще неплохо. На прошлой неделе мобильник нашей великой писательницы то и дело разражался басовитым сатанинским хохотом из арии Мефистофеля в исполнении Шаляпина. Вот это было акустическое шоу не для слабонервных!
– Я, я тебя слышу, – успокоила свой нервный аппарат моя родительница. – Алле?
– Басенька, это мама! – бодро отрапортовал мобильник не по возрасту звонким голосом бабули.
– Где ты, мама?
– Гуляю в лесу, дышу свежим воздухом!
Мамуля отстранилась от трубки, взглянула на нее с изумлением и недоверчиво спросила:
– Пьешь парное молоко?
– Какое молоко в лесу, Бася, ты в своем уме? – спросила бабуля. – Березы я тут доить буду, что ли? Ой, заработалась ты, доча, пора тебе отдохнуть. Не хочешь поехать на нашу дачу в Бурково?
– В сад, все – в сад! – захихикала я.
– Мама, что ты делаешь в лесу с моим ноутбуком? – строго спросила покрасневшая мамуля.
Я перестала смеяться и придвинулась к трубке, чтобы дополнить и расширить вопрос:
– И с моим мобильником?
– И еще с супругой Валентина Ивановича, – невозмутимо добавила бабуля. – Он, наверное, уже ее потерял. Я, собственно, затем и звоню, чтобы вы предупредили Солоушкина – с Раисой Павловной все в порядке, она со мной.
– Что как раз и означает, что с Раисой Павловной далеко не все в порядке! – не удержалась от шпильки мамуля, однако бабуля этой язвительной реплики не услышала, так как уже выключила трубку.
Я забрала у мамули телефон, посмотрела, с какого номера поступил входящий вызов, и тихо выругалась. Бессовестная бабуленция звонила с моего собственного мобильника!
– Не понимаю, что в ее возрасте можно делать в лесу! – возмутилась мамуля.
Папуля, успевший переместиться к сковородке с шкворчащей на ней яичницей, закаменел лопатками и сдавленным голосом поинтересовался тем возрастом, который мамуля устанавливает как предельно допустимый для непонятных дел в лесу.
Тут я должна сказать, что папулина страсть к мамуле является воистину шекспировской: он обожает свою супругу, как Ромео Джульетту, и ревнует ее, как Отелло Дездемону. Я не помню, чтобы мамуля когда-либо давала мужу по-настоящему серьезный повод для ревности, но папуля не пренебрегает даже самыми несерьезными поводами. Правда, ссоры родителей идеально подходят под определение «милые бранятся – только тешатся».
Пока я умиленно созерцала предков, в прихожей хлопнула дверь. И тут же, словно по сигналу, на подоконник обрушился ливень.
– Кто-то пришел? – спросила мамуля, не поднимаясь из-за стола, уже накрытого к завтраку, и рассеянно глядя на побежавшие по оконному стеклу ручейки.
Папуля выглянул из кухни, посмотрел и лаконично сообщил:
– Наш сын.
– Зяма? – неразумно уточнила мамуля.
Разумеется, папулино лицо тут же потемнело до классического мавританского колера:
– У нас вроде один сын?
– У нас тоже! – заверила ревнивца мамуля, безмятежно хрупнув огурцом.
– У кого это – у вас?
В благородном венецианском семействе назревал скандал. Я оставила темпераментных предков выяснять отношения и пошла пообщаться с Зямой. Он отправился прямиком в свою комнату, но дверь запереть не потрудился, и я нахально к нему вломилась.
Братишка лежал на софе, как выброшенный на берег морж. Сходство усугублял серо-розовый костюм, изрядно помятый. Похоже было, что моржа в процессе выброса крепко побило о прибрежные камни.
– Ты задержался, – заметила я, выразительно посмотрев на часы.
– А ты ушла слишком рано и многое пропустила, – парировал Зяма.
– Похоже, что так! – согласилась я, рассматривая сердитую физиономию братца.
На одной его щеке краснели царапины, на другой наливался синевой обширный кровоподтек. На участках тела, закрытых одеждой, вероятно, тоже имелись повреждения: Зяма погладил свое пыльное колено и поморщился, потом потер бок и ойкнул.
– Твоя новая пассия оказалась садисткой? – доброжелательно поинтересовалась я.
Хмурое лицо братца чуточку повеселело.
– Моя пассия? Нет, это не она. – Зяма осторожно прикоснулся к царапине и скривился. – Меня били другие женщины.
Он потрогал фингал и угрюмо добавил:
– И мужчины.
– О! – уважительно протянула я. – Так это была групповуха?
– Вроде того. – Зяма осторожно сел, охнул и испытующе посмотрел на меня:
– Ты точно хочешь это знать, Индиана Джонс?
Это необычное обращение заставило меня понять, что дело серьезное. Лестным именем Индиана Джонс братец называет меня только в случаях, когда ему до зарезу нужна моя помощь. В иные времена я для него Дюха, Индюшка, Индуска и Индейка. Окрестив меня Индией, мамуля даже не догадывалась, что тем самым дарит Зямочке в пожизненное пользование прекрасный виртуальный тренажер для упражнения в остроумии!
– Сейчас сбегаю за жилеткой! – пообещала я, но никуда не побежала, наоборот, поудобнее устроилась в кресле.
– Ну, тогда слушай, – зловеще молвил Зяма и без промедления начал плакаться в мою воображаемую жилетку.
По словам Зямы, он был нещадно и неоднократно бит на протяжении минувшей ночи, не ознаменовавшейся для него новыми романами. Это, конечно, было очень обидно. Зяма, в принципе, не возражает время от времени пострадать за любовь, он даже готов принять пару оплеух в кредит, в расчете на последующее погашение набежавшего долга с процентами, но в данном случае получилось совсем наоборот – это с него истребовали пеню.
– Чтобы человеку набили морду за связь с женщиной, которая уже умерла, – в моей практике такое случилось впервые! – возмущенно сказал он.
– Так это кто – Машенькин муж тебя отделал? – сочувственно спросила я.
– Ах, если бы! – фыркнул братец. – Положим, мужу я бы и сам накостылял! Нет, на меня набросилась чокнутая мужняя мать!
Я не сразу сообразила, что Зяма выдал не ругательство, а непростое для понимания на слух определение степени родства. Чтобы перевести его на нормальный человеческий язык, я потратила с десяток секунд:
– То есть тебя била свекровь покойной Машеньки? А за что?
– Боже, да ни за что! – Зяма порывисто всплеснул руками и смахнул с дивана подушку. Я подобрала ее (зачем добру пропадать!) и сунула себе под бочок. – Просто эта возрастная психопатка увидела, как я заглядывал Машеньке под юбку, и по этому поводу устроила жуткий скандал прямо на поминках!
