При этом, что характерно, входную дверь безалаберная Трошкина не запирает. Подозреваю, она подсознательно надеется на появление случайного зрителя, который по достоинству оценит ее мокрое дело.
Я в этом смысле публика безнадежно неблагодарная. На красивое мужское тело в пене и брызгах я бы еще посмотрела, но обнаженная женская натура никогда не вызывала у меня интереса. Я даже саму себя в зеркале особенно не разглядываю, хотя – чего лукавить! – там есть на что посмотреть. Так что, когда Алка услышала хлопок двери, чуток прикрутила трубно гудящий кран и пискляво поинтересовалась, кто пришел, я жестоко ее разочаровала:
– Не надейся, это не прекрасный принц, рыщущий по мелким водоемам в поисках квакающей царевны! Это всего лишь я, Кузнецова!
– Чего ты хочешь, Кузнецова?
Чего я хотела, то уже нашла: нужная мне сим-карточка, не используемая Трошкиной, лежала, как обычно, в своем родном конвертике, в тумбочке под телевизором. Не сомневаясь, что подружка не откажет мне в моей маленькой просьбе, я сначала прикарманила «симку», а уже потом – как раз в ответ на Алкин вопрос – крикнула:
– Можно я на время возьму у тебя билайновскую «симку»?
– Возьми навсегда! – сквозь шум воды ответила щедрая Трошкина. – Она мне не нужна, надоела, смотреть на нее уже не могу!
Слегка подивившись, что Алка вообще зачем-то смотрела на мелкий телефонный потрох, я задвинула ящик и прокричала:
– Спасибо! До свиданья! – и оставила подружку наедине с прирученной водной стихией, торопясь домой.
Лифт, зараза, опять барахлил. Он кое-как ползал, но при этом урчал и скрежетал, как голодный вурдалак, – мамуля заслушалась бы! Я не рискнула воспользоваться явно неисправным подъемником и пошла пешком.
Подъем на два этажа дался с некоторым трудом – бурные события долгого дня заметно ослабили меня, но зато усилили мое чувство голода. Я предвкушала вкусный плотный ужин, в наличии которого не сомневалась: папуля поутру предупредил домашних о необходимости нагулять к концу дня хороший аппетит. Наш кулинар запланировал на вечер внутрисемейную дегустацию нового блюда.
Я оказалась не первой в очереди к кормушке. Зяма уже сидел за столом, сжимая в руках нож и вилку, как символы верховной монаршей власти. Папуля еще суетился у плиты. Он не ожидал, что мы нагуляем должный аппетит так рано, и не успел сервировать стол.
– Ну, что нам нынче бог послал? – спросила я, потеснив братца на кухонном диванчике.
– Спасибо, – улыбнулся папуля, заслуженно приватизировав комплимент.
На кухне он у нас бог и царь, с этим не поспоришь (а поспоришь, так можешь и поварешкой по лбу схлопотать! Папуля – бывший боевой офицер, навыков рукопашного боя не потерял и орудовать стальными инструментами не разучился).
– Сегодня у нас ладание, – любезно сообщил полковник от кулинарии, открывая духовку.
– Ладание? Странное название. Не от слова «ладан», случайно? – опасливо поинтересовалась я.
– Гм! – кашлянул братишка, нервно покрутив головой. – Если это какое-то ритуальное блюдо, то хотелось бы сначала узнать, по какому, собственно, поводу?
– Можно подумать, у нас нет повода! – пробурчала я, толкнув братца локтем.
– Не знаю, почему это блюдо так называется, но надеюсь, что вам оно понравится, – сказал папуля, опуская на середину стола большую прямоугольную лохань из термостойкого стекла. – Вот. Ладание по-македонски!
Над емкостью, по самые края залитой подрумянившимся расплавленным сыром, курился пар.
– Имени Александра Македонского? – с целью общего развития уточнила я, протягивая вилку к еде, которая на вид мне понравилась гораздо больше, чем на слух.
– Имени страны Македонии, – легонько хлопнув меня по руке полотенцем, сказал папуля. – Не спеши кушать, давайте подождем Басеньку!
Наша родительница явилась к столу в наряде, который довел бы пуританку Клавдию Васильевну из второго подъезда до нервного срыва: на мамуле были ультракороткие шортики и маечка на тоненьких бретельках, на голове трикотажная повязка, а на шее – скакалка. Все, включая саму мамулю, было ярко-красное. Благодаря насыщенному цвету одежд и кожных покровов мамуля выглядела так эффектно, что папуля, заглядевшись на нее, пролил минералку мимо стакана.
– Меня не ждите, я сначала в ванную! – жадно выхлебав водичку, предупредительно поданную супругом, сказала наша спортсменка, комсомолка и просто красавица.
Зяма молча кивнул, а меня вдруг пробило на вежливость, и я зачем-то спросила:
– Как успехи, ма?
– Какие именно? – Она посмотрела на меня с подозрением.
Теперь уже Зяма пырнул меня локтем в бок, призывая к молчанию. Своим неосторожным вопросом я разбередила мамулину душевную рану.
В последнее время наша маман активно борется с избыточным весом. Этой борьбе не суждено увенчаться успехом по той простой причине, что никакого лишнего веса у мамули нет, но доказать ей это никто не может. Бася Кузнецова – человек-кремень, уж если вдолбит что-нибудь себе в голову, то выдолбить это обратно без отбойного молотка никак не получится.
– Какие успехи? Литературные, конечно! – поспешила уточнить я.
Вертикальная морщинка между бровями великой (отнюдь не в смысле живого веса) писательницы разгладилась.
– Все прекрасно, я придумала дивную новую пытку, вернусь – расскажу! – пообещала мамуля и скрылась в ванной.
– Вот спасибо тебе, Дюха! – скривился Зяма. – Теперь мы будем ужинать под подробный хронологический пересказ дивной новой пытки!
Братец дорожит крепостью своей нервной системы и очень старается лишний раз не вникать в тонкости мамулиных писательских трудов. И то сказать, талантливое описание жизни, быта и трудовых подвигов Великого Инквизитора, которого мамуля сделала героем своего нового романа, застольную беседу не украшает. Мамулины кошмарные сюжеты более или менее сносно идут разве что под коктейль из водки и валериановых капель, а тут у нас безалкогольный семейный ужин, простое и милое македонское ладание...
Я вспомнила, что голодна, и снова потянулась вилкой к еде. На сей раз папуля мне не препятствовал, наоборот, помог переложить на тарелку добрый шматочек нового блюда. Зямка обслужил себя сам.
– Ну-ка, ну-ка! – Я попробовала незнакомую еду и задумалась.
Зяма тоже затих. В глубоком молчании мы принялись все более энергично раскапывать археологические слои македонской цивилизации на своих тарелках. Папуля почуял недоброе и насторожился.
– Папочка! – нарочито спокойно позвала я, очень стараясь не выдать обуревающие меня чувства. – Скажи, пожалуйста, что это за травка?
– Да! И почему ее так много? – включился в разговор чуждый деликатности Зяма. – И есть ли тут еще что-нибудь, кроме травки?!
– Это мята, – хмурясь, ответил папуля. – Полкило рубленой мяты, строго по рецепту!
