Кристина небрежно коснулась волос.
– О… Ты заметил?
– Блондинки теперь не в моде?
– Я решила вернуться к своему естественному цвету, посмотреть, что из этого выйдет. Тебе нравится?
– Еще не решил. Они стали длиннее?
– Да. На зиму. Чтобы не мерзла шея. Все говорят, с такой прической я выгляжу моложе.
– И это правда. Выглядишь ты ровно на одиннадцать лет.
Кристина улыбнулась, отсалютовала ему чашкой:
– За тех, кто возвращается.
– Тосты чаем я не принимаю.
– Пора отвыкать от вредных привычек. На спиртном свет клином не сошелся. – Кристина маленькими глоточками пила чай.
– Я вот подумал насчет вечера, – сменил тему Беддоуз. – Предлагаю лишить своей компании наших друзей и пообедать в том бистро у рынка. Мне ужасно хочется стейка. А потом… – Он не договорил. – Что такое? Мы не сможем вместе пообедать?
– Не совсем так. – Кристина наклонила голову и уставилась на чашку с чаем. – У меня свидание…
– Так отмени его! – вырвалось у Беддоуза. – Продинамь этого типа.
– Не могу. – Кристина подняла на него глаза. – Он придет сюда с минуты на минуту.
– Ага, – кивнул Беддоуз. – Это, естественно, меняет дело.
– Да.
– Мы не можем бортануть его?
– Нет, мы не можем бортануть его.
– Нет таких мужчин, которых нельзя бортануть. Скажи, что прибыл старый друг, чудом избежавший ужасов пустыни, дизентерии, религиозных фанатиков, которые едва не освежевали его живьем. Скажи, что он требует особого внимания, что его расшалившимся нервам нужно трепетное отношение.
Улыбаясь, Кристина покачала головой:
– Извини, не могу.
– Так давай скажу я, – гнул свое Беддоуз. – Как мужчина мужчине. «Видишь ли, старичок, мы оба взрослые люди, цивилизованные существа…» В таком вот аспекте.
– Нет.
– Почему нет? – спросил Беддоуз, отдавая себе отчет в том, что нарушает любимый принцип никого ни о чем не просить. – Почему мы не можем этого сделать?
– Потому что я не хочу.
– О, ветер дует в том направлении…
– Меняется в том направлении. Мы можем пообедать вместе. Втроем. Он очень милый человек. И тебе понравится.
– В мой первый вечер в Париже никакой мужчина понравиться мне не может, – отрезал Беддоуз.
Они посидели в молчании. Беддоуз вспоминал, как Кристина после его неожиданных звонков всегда говорила: «Это, конечно, грех, но я его бортану. Встретимся в восемь». И он не мог заставить себя поверить ее последним словам, потому что смотрела она на него как и раньше, прикасалась к его руке точно так же, как и раньше.
– Два месяца – долгий срок, не так ли? – спросил Беддоуз. – Особенно в Париже?
– Нет, – ответила Кристина. – Недолгий. Ни в Париже, ни где-либо еще.
– Привет, Кристина. – К их столику подошел высокий, крепкий светловолосый улыбающийся молодой мужчина со шляпой в руке. Наклонился, поцеловал ее в лоб. – Кафе я нашел без труда.
Беддоуз поднялся.
– Джек, это Уолтер Беддоуз, – представила его Кристина. – Джон Хайслип. Доктор Хайслип.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Он хирург, – пояснила Кристина, когда Хайслип отдал шляпу и пальто подошедшему гардеробщику и сел рядом с ней. – В прошлом году его фотографию едва не опубликовали в «Лайфе». Что-то он такое проделал с почками. Через тридцать лет он будет безумно знаменитым.
Хайслип рассмеялся. Крупный, спокойный, уверенный в себе, он выглядел моложе своих лет, в молодости, похоже, был спортсменом. Беддоузу хватило одного взгляда, чтобы понять: Хайслип по уши влюблен в Кристину. Да тот и не пытался скрыть свои чувства.
– Что будете пить, доктор? – спросил Беддоуз.
– Пожалуйста, лимонад.
– Un citron presse
[12], – бросил Беддоуз официанту и с любопытством посмотрел на Кристину, но она и бровью не повела.
– Джек не пьет. Говорит, это печальная участь тех, кто зарабатывает на жизнь, разрезая других людей.
– Когда я выйду на пенсию, – радостно воскликнул Хайслип, – то буду пить как извозчик, а руки у меня будут дрожать, как лист на ветру! – Он повернулся к Беддоузу. Несомненно, ему с большим трудом удалось отвести взгляд от Кристины. – Вы хорошо провели время в Египте?
– Так вам известно о моей поездке? – удивился Беддоуз.
– Мне рассказала Кристина.
– Я дал клятву по возвращении в Париж месяц не говорить о Египте.
Хайслип рассмеялся. Смех непринужденный, лицо дружелюбное.
– Понимаю вас. То же самое мне иной раз хочется сказать о больнице.
– И где эта больница? – полюбопытствовал Беддоуз.
– В Сиэтле, – ввернула Кристина.
– Давно вы здесь? – спросил Беддоуз, не обращая внимания на взгляд Кристины.
– Три недели. – Хайслип повернулся к Кристине. Его глаза светились любовью. – За три недели многое может произойти. Господи! – Он похлопал Кристину по руке и опять рассмеялся. – Еще неделя, и снова в больницу.
– Вы приехали отдохнуть или по делу здесь? – задал Беддоуз вопрос, без которого не обходился разговор двух американцев, встретившихся за границей.
– И то и другое. Меня попросили выступить на одном конгрессе, а заодно я решил побывать в нескольких больницах.
– И что вы думаете о французской медицине, раз уж получили возможность познакомиться с ней на месте? – Профессиональный навык сработал автоматически.
– Ну… – Хайслипу и на этот раз удалось оторваться от Кристины. – Они работают не так, как мы. Больше доверяют интуиции. У них нет нашего оборудования, денег на исследования, вот им и приходится полагаться на метод проб и ошибок. – Он улыбнулся. – Если вы вдруг заболеете, мистер Беддоуз, без колебания обращайтесь к ним за помощью. Здесь лечат ничуть не хуже, чем за океаном.
– Пока я на здоровье не жалуюсь, – вырвалось у Беддоуза, и он сразу понял, что ляпнул глупость. И вообще разговор ему определенно не нравился. Раздражала не тема, а то, что хирург уж очень откровенно смотрел на Кристину. Пауза затягивалась, и Беддоуз вдруг понял, что в молчании они могут просидеть до скончания века. – Вы уже осмотрели достопримечательности?
– Не в той мере, как хотелось бы. Только Париж. Было бы прекрасно в это время года поехать на юг. В то местечко, о котором постоянно говорит Кристина. Сен-Поль-де-Венс. Как я понимаю, это полная противоположность Сиэтлу, но там есть водопровод и пристойное питание. Вы там бывали, не так ли, мистер Беддоуз?
