– Я решил. Время пришло. Неизбежный момент наступил.
– О чем ты? – встревоженно спросила Роберта, косясь в сторону бармена, с интересом поглядывавшего на них.
– Я говорю с тобой, как взрослый мужчина. Сегодня мы станем любовниками.
– Тсс! – Оглянувшись на бармена, она убрала со стола руки.
– Больше я без тебя не могу. Приятель дал мне ключи от своей квартиры, он поехал в Тур навестить родителей. Квартира совсем рядом, за углом.
Роберта не стала делать вид, будто предложение Ги ее шокировало. Подобно всем приезжающим в Париж невинным девушкам, в душе она была убеждена или испытывала удовлетворение, или хотя бы смирилась с тем, что покинет этот город уже другой, не такой, как в него прибыла. На протяжении трех последних месяцев она не раз с готовностью ответила бы на это предложение, да и сейчас торжественность и такт, с которыми оно было сделано, приводили ее в восхищение. Однако вновь напомнило о себе то же суеверие, что не позволило Роберте поделиться с Ги подробностями встречи в галерее. Когда определится судьба рисунков, тогда можно будет всерьез подумать о столь желанном в общем-то приглашении. Но не раньше. Сегодняшний же вечер должен быть отвергнут и по иной причине. Когда бы предназначенное судьбой ни свершилось, в одном Роберта не сомневалась: если на ней вульгарные джинсы, ничто не заставит ее вступить в свою первую ночь любви.
Она покачала головой, испытывая чувство досады из-за залившего щеки густого румянца.
– Нет, прошу тебя, – прошептала Роберта. – Не сегодня.
– Почему нет?
– Это… так неожиданно.
– Неожиданно?! Мы встречаемся каждый день уже почти три месяца. А чего ты ждала? К чему ты привыкла?
– Я ни к чему не привыкла, ты ведь знаешь. Прошу, не будем больше об этом говорить. Не сегодня.
– Но сегодня в моем распоряжении есть квартира. В следующий раз приятель может поехать в Тур через год. – Лицо Ги стало обиженным и грустным; впервые за время их знакомства Роберта ощутила, что должна хоть как-то утешить его. Она ласково провела пальцами по его руке.
– Не огорчайся так, ну пожалуйста. Может быть, в следующий раз.
– Предупреждаю, – с достоинством проговорил он, – в следующий раз брать инициативу на себя придется тебе.
– Я возьму ее на себя, – с облегчением сказала Роберта, почувствовав мгновенное разочарование от его неожиданной уступчивости. – А теперь расплатись. Мне завтра рано вставать.
Позже, ворочаясь под тяжелым одеялом на узкой и жесткой постели, Роберта долго не могла заснуть от возбуждения. «Ну и денек выдался, – думала она. – Еще чуть-чуть, и я стану художницей. Еще совсем немного, и я превращусь в женщину». Торжественная значимость фразы заставила ее едва слышно хихикнуть. Затем Роберта обхватила руками плечи, с удовлетворением ощутив под пальцами упругую и гладкую кожу. Если бы сейчас Луиза не спала глубоким сном, она рассказала бы ей все до мельчайших подробностей. Но подруга спала, на фоне противоположной стены виднелись разметавшиеся по подушке локоны, слегка поблескивало лицо, смазанное кремом от морщин, которые появятся лет через двадцать. Роберта с сожалением закрыла глаза. Такой день мог бы длиться и длиться.
Через два дня, войдя в комнату и включив свет, Роберта увидела на своей постели конверт. На нем было написано ее имя. День клонился к вечеру, в комнате было холодно и пусто. Луиза куда-то ушла, исчезла со своего обычного поста и мадам Раффат. Роберта вскрыла конверт. «Дорогая мисс Джеймс, – было написано на лежавшем в нем листке, – свяжитесь со мной немедленно. У меня есть для вас важные новости». Внизу стояла подпись: «Патрини».
Роберта посмотрела на часы: ровно пять. Патрини наверняка еще в галерее. Она прошла в гостиную, к телефону. Когда мадам Раффат уходила из дома, телефонный диск запирался на крошечный замочек, но разве не может она хоть раз забыть об этом? Нет, не может. Мадам Раффат никогда и ни о чем не забывает. Замочек оказался на месте. «Ведьма несносная», – трижды повторила про себя Роберта, отправившись в поисках прислуги на кухню. Кухня встретила ее темнотой, и она вспомнила, что сегодня у прислуги выходной.
Черт бы побрал эту Францию! Торопливо спустившись по лестнице, Роберта побежала в кафе на углу. У стойки бара в будочке платного телефона расположился низенький плотный человек. Прижав к уху трубку, он деловито строчил что-то на листе бумаги. Насколько Роберта смогла разобрать в гомоне голосов, мужчина участвовал в какой-то сделке по перевозке товаров: речь шла о свинцовых пломбах. В его манере держаться не было ни малейшего признака того, что разговор скоро закончится. Париж, подумала Роберта. Попробуй-ка найти здесь свободный телефон.
Она бросила взгляд на часы. Четверть шестого. Галерею Патрини закрывал в шесть. Подойдя к стойке, Роберта попросила у бармена стакан красного вина – так, успокоить нервы. Потом придется, конечно, купить пластинку жевательной резинки, чтобы перебить запах вина. В семь у нее встреча с Ги, а слушать долгую лекцию о вреде спиртного ей совсем не хотелось. Зашедшие в бар по окончании рабочего дня люди болтали и громко смеялись, никому не было дела до того, чем от них будет пахнуть сегодня вечером.
Наконец вопрос со свинцовыми пломбами разрешился, мужчина собрал свои бумаги и вышел из будочки. Заняв его место, Роберта опустила в прорезь жетон и набрала номер. Занято. Она вспомнила бесконечную беседу, которую Патрини вел по телефону, и ощутила, что ее начинает охватывать паника. Три новые попытки дозвониться не дали никакого результата. Стрелки часов показывали двадцать пять минут шестого. Выскочив из будочки, Роберта заплатила за вино и бросилась к станции метро. Предстояло пересечь почти весь город, но другого выбора у нее не было. Всю ночь строить догадки по поводу того, что хотел сказать ей Патрини? Ну уж нет.
Несмотря на ужасный холод, Роберте было жарко, с ее лица градом катил пот, когда она, задыхаясь, поднималась по лестнице к дверям галереи. Без пяти шесть, но в окнах еще горит свет. Осталась на своем месте и лиловая стиральная машина. Роберта решительно вошла в здание. Залы галереи были пусты, однако из кабинета Патрини слышался неясный, таинственный шепот. Казалось, хозяин галереи так и не закончил начавшийся еще позавчера перед уходом Роберты разговор. Она остановилась, чтобы отдышаться, а затем, сделав несколько шагов, замерла на пороге кабинета. Патрини поднял голову и вяло помахал рукой, продолжая нашептывать что-то в трубку. Роберта вернулась в зал и принялась рассматривать изрядных размеров полотно, где было изображено нечто весьма напоминавшее увеличенные раз в тридцать яйца малиновки. Передышка оказалась весьма кстати: можно было собраться с мыслями. Патрини, по убеждению Роберты, принадлежал к тому типу мужчин, которые неприязненно относятся к бурным проявлениям энтузиазма или благодарности. В тот момент, когда владелец галереи выйдет из своего кабинета, лицо ее должно выражать легкую скуку.
За спиной Роберты послышался негромкий звук положенной трубки. В зал Патрини выкатился абсолютно бесшумно. Он был похож на большого мягкого плюшевого медвежонка.
