Напрасно спустя полвека сын пытается защитить отца. Сессия ВАСХНИЛ 1948 года – это не только дискуссия о судьбе генетики и науки в целом, но прежде всего нравственное испытание ученых, всех вместе и каждого в отдельности. И лишь единицы выдержали его. Один из них – Николай Петрович Дубинин.
Из Постановления Президиума АН СССР:
«…3. Упразднить в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии лабораторию цитогенетики, возглавляемую членом-корреспондентом Дубининым Н. П., как стоящую на антинаучных позициях и доказавшую в течение ряда лет свою бесплодность. Закрыть в том же институте лабораторию ботанической цитологии, как имеющую такое же неправильное и антинаучное направление…»
Пунктов в этом Постановлении было много, и каждый из них наносил смертельный удар по науке…
А теперь я хочу поговорить о другом. Сколько раз можно наступать на одни и те же грабли! Я имею в виду администрирование в науке. К сожалению, наша история знает множество примеров, когда власть и властители пытались «поправить науку», и каждый раз (исключений нет!) это приводило к катастрофам, трагедиям, отбрасывало общество на десятилетия назад. Тем не менее власть снова и снова пытается «учить ученых», она вынуждает их жить по чуждым для свободного творчества правилам. Нынче – ситуация аналогичная. То, что называется модным словечком «реформирование науки», не что иное, как очередная попытка надеть узду на ученых и науку, подчинить своим сиюминутным интересам. Безусловно, найдутся люди, причастные к научной среде, которые будут петь дифирамбы власти, верно служить ей. Но проку от этого не будет никому, как это и случилось в середине прошлого века.
Встреча с сибирскими учеными в Академгородке
Сессия ВАСХНИЛ 1948 года – это величайший позор нашей науки, а потому ее надо изучать и знать.
Сессия ВАСХНИЛ 1948 года – это великий подвиг ученых, которые выстояли в борьбе с мракобесием. И одним из первых среди стоиков мы называем Дубинина.
Выбора не было. Он хотел уехать в Якутию, подальше от московских склок и лысенковцев, но туда его не пустили. Самым главным для Лысенко и его приспешников было отстранить Дубинина от генетики, разлучить их.
И отчасти это удалось сделать на целых шесть лет.
Лесозащитные полосы. Считалось, что именно они спасут советское сельское хозяйство. И началось «великое преобразование природы»! Через всю страну протянулись полосы леса, который высаживался миллионами энтузиастов.
Но в этих полосах заводились насекомые, которые столь же интенсивно уничтожали деревья, как они и высаживались. Труд миллионов людей сводился на нет.
Леса могли защитить только птицы. И их изучением как раз и занялся по совету многих друзей Николай Петрович Дубинин.
О тех годах его воспоминания и стихи хранят восторженные строки. Тем более что Николай Петрович всю жизнь увлекался рыбалкой и охотой. И этим своим страстям он уделил одни из лучших своих стихов.
Ах, птицы, милые, как песни,
Крылатая душа цветов,
И птица каждая, как вестник,
Что в мире царствует любовь.
Поэтические строки в определенной степени отражают те чувства, которые испытывал Дубинин, проводя в тайге много месяцев в году.
Ну а как истинный ученый он и в этой области науки оставил яркий, незабываемый след.
Результаты его исследований опубликованы в двух монографиях – «Птицы нижней части долины реки Урал», вышедшей в 1953 году, и «Птицы лесов долины Урала», появившейся в 1956 году.
Каждый уважающий себя орнитолог не может не изучать эти труды, потому что ныне они стали классикой. Как и все, что вышло из-под пера Дубинина.
Но не следует представлять эти шесть лет, отданные орнитологии и экспедициям по Уралу, как «отдых от генетики», как некий отпуск, предоставленный судьбой. Сам Николай Петрович считал, что эти годы жизни он мог бы использовать более творчески, плодотворней. Есть в его стихах такая строфа:
Шестой сентябрь сломал все прочь
И даже псу несладко.
Пришли болезни, холод, дождь
И ветер рвет палатку…
И далее:
Что за ветер в степи за Уралом
В несчастливом таком сентябре,
Иногда усесться бы рядом
Да завыть при сметенной луне!
Мне кажется, эти строки точнее передают ощущения ученого, оторванного от своей науки.
Впрочем, ни на минуту он не прекращает борьбы за нее!
Об этом свидетельствуют и заседания Общего собрания Академии наук СССР.
Из воспоминаний Дубинина:
«Ежегодно на отчетном годовом Общем собрании Академии наук в 1949–1954 гг. главный ученый секретарь Академии наук Александр Васильевич Топчиев напоминал, что Академия наук ждет от академика Шмальгаузена и члена-корреспондента АН СССР Дубинина самокритики. Они должны признать свои заблуждения, разоружиться и стать на рельсы «передовой» мичуринско-лысенковской биологии. Эти призывы не попадали в печатный текст доклада Топчиева. Я сидел в большом зале Дома ученых на улице Кропоткина, слушал эти слова и знал, что наступит время, когда эти слова исчезнут из устного отчетного доклада».
Но Дубинин не только ждал – он действовал!
Множество писем отправил он в ЦК партии и Совет Министров, доказывая, что положение в биологической науке катастрофическое, что возрождение генетики – дело государственной важности.
Испытания ядерного оружия поставили вопрос о радиационной медицине и биологии.
Появление биологического оружия показывало, что теории Лысенко годятся лишь для политической трескотни.
Выход в космос рождал новые направления в науке – космическую биологию и медицину.
Лысенко и его последователи были беспомощными перед новыми реалиями XX века.
Кульминацией борьбы стало «Письмо трехсот», организованное директором Института ботаники Павлом Александровичем Барановым и Николаем Петровичем Дубининым. Их подписи стояли под сопроводительной запиской в ЦК партии. Это был своеобразный протест и одновременно вызов всей партийной номенклатуре, которая по-прежнему поддерживала Лысенко.
В восьмидесятых годах я работал редактором «Правды» по науке. Мне удалось опубликовать это «Письмо трехсот», написанное в 1955 году, только в январе 1989 года. До этой поры оно несло гриф «Совершенно секретно».
Игнорировать мнение биологов уже было нельзя, но тем не менее пришедший к власти Никита Сергеевич Хрущев поддерживал Лысенко, и переубедить его никому не удавалось. Даже дочери Раде, которая по образованию была биологом. Руководителям страны, будь то Сталин или Хрущев, хотелось быстрее добиться продовольственного изобилия, быстрее построить коммунизм. Именно это им и обещал академик Лысенко. Его же оппоненты утверждали, что быстрого успеха не может быть. Естественно, что не очень образованные руководители страны целиком полагались на Лысенко, тем самым обрекая наше сельское хозяйство и биологическую науку на прозябание.
