Янгель обосновывал три проблемы: создание новых ракет, более мощных и более точных защита пусковых установок, в том числе и существующих, с минимальными затратами средств; готовность ракетного комплекса к нанесению ответного удара.
Он убедительно доказал, что надо иметь разделяющиеся боеголовки. На борт необходимо ставить вычислительные машины, то есть делать автономные системы управления. Необходимо повысить точность попадания, чтобы в зоне сто на двести километров обеспечить уничтожение до десяти целей. Ну а свои пусковые установки необходимо обезопасить от воздействия ударной волны… В частности, Янгель предлагал блокировать пуск ракет после ядерного нападения противника на 120 секунд, до тех пор пока атмосфера не стабилизируется. А для этого необходима автономность ракетного комплекса. Причем «со всех направлений» – как от удара противника, так и от диверсий. И наконец, самое главное, что предложил Главный конструктор КБ «Южное», – ампулизация ракет. То есть на десять лет ракета «запечатывается» в заправленном состоянии в шахте и лишь периодически контролируется.
Я спросил академика Уткина:
– Это правда, что Келдыш сразу же поддержал Янгеля?
– Да. И не только на том совете в Крыму. Когда не стало Михаила Кузьмича и я возглавил КБ «Южное», Мстислав Всеволодович активно помогал нам. Во многом благодаря его поддержке мы и создали СС-18, ту самую тяжелую ракету, которую американцы называли «Сатаной».
– Почему они так ее не любят?
– Это очень мощное и грозное оружие…
Тайна смерти
Постепенно болезнь сосудов давала о себе знать. Порой приступы становились невыносимыми. Он начал прихрамывать. Боли в ноге не уходили. И тогда Келдыш решил обратиться к академику Льву Пирузяну, который прекрасно знал ситуацию в медицине. Президент академии поддерживал Пирузяна, так как тот выдвигал весьма оригинальные идеи, подчас даже фантастические, но неизменно очень важные для развития биологии. Келдыш любил «нестандартных» ученых, и Пирузян, конечно же, относился именно к таким.
Я расспрашивал Льва Ароновича о том, каким образом он пытался помочь Келдышу:
– Я замечал, что благожелательность Келдыша к какому-то ученому обязательно вызывала зависть, мол, Келдыш открывает зеленый свет ему, а не другим. Впрочем, любовь великих людей всегда вызывает ненависть бесталанных…
– Да, президент помогал мне, точнее, той области биологии, которую я развивал. Келдыш – это золотой век академии, он в основе всей нашей науки, ее исторических достижений. И не только в космосе и ядерной физике, о чем широко известно, но и практически во всех отраслях современной науки. Келдыш был энциклопедистом, мыслителем и гениальным человеком. Без него не было бы той науки, которой мы еще продолжаем гордиться.
– Насколько я знаю, он был вам близок.
– Однажды Семенов мне говорит: «Позвони Мстиславу Всеволодовичу, он хочет с тобой поговорить». Я позвонил. Он тогда лежал в больнице. Он сказал, что у него такое-то заболевание, нужна операция, очень сложная. А потому не могу ли я выяснить, в какой клинике мира, где делают подобные операции, наименьшая смертность.
– Когда это было?
Академик А. В. Покровский
– В 70-м году… Понятно, что разговор у нас был конфиденциальный. И еще он попросил, чтобы я порекомендовал ему врача, который здесь наблюдал бы за ним и сопровождал бы его лечение. Я сказал ему, что он находится на «высоком уровне», а потому любого, кого я предложу, «там» не поддержат. Я знаю очень талантливого человека, умницу, но у него собственная точка зрения, и она не совпадает с позицией 4-го управления Минздрава. Я назвал имя Анатолия Владимировича Покровского. Келдыш попросил познакомить с ним. Такая встреча вскоре состоялась. При разговоре я не присутствовал, так как существует врачебная этика. Покровский и Келдыш поняли друг друга, и Мстислав Всеволодович полностью доверял профессору Покровскому. Это ведь медицинский талантище. Он очень скромный. Его результаты не уступают достижениям Дебейки, хотя об этом не очень знают в нашей стране. В мире Анатолий Владимирович известен гораздо больше. Вот так, к сожалению, у нас бывает: своими достижениями и своими учеными пренебрегаем, а смотрим больше на Запад.
– Согласен. Я имел счастье познакомиться с академиком Покровским, он меня оперировал – проще говоря, спас жизнь!
– Я сообщил также Келдышу, что нулевая смертность у Дебейки. Келдыш поехал в Америку, побывал в клинике профессора. Дебейки приехал в Москву. После операции по просьбе Келдыша нам с Покровским накрыли стол в «Арарате», где мы и отметили удачную операцию президента Академии наук. Я был молодой, а потому выпил много – уж больно хороший коньяк был…
– Какой?
– «Двин»…
Операция была проведена в Институте сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева. Ассистировал американскому профессору А. В. Покровский.
Потом он еще долгие годы будет опекать Келдыша.
Дебейки отказался от гонорара за операцию. Он попросил передать благодарность правительству СССР за ту честь, которую ему оказали, доверив оперировать М. В. Келдыша. «Это ученый, который принадлежит не только России, но и всему миру», – сказал он.
Много лет спустя профессор Майкл Дебейки прилетит в Москву, чтобы наблюдать за операцией Б. Н. Ельцина. Его вмешательства не потребуется, но гонорар ему будет выплачен. Он не откажется…
Недавно мне довелось лежать в отделении сосудистой хирургии, которым руководит академик Анатолий Владимирович Покровский.
В канун операции мы долго с ним беседовали. Рассказал он и о «своем главном пациенте». Я спросил у него:
– Известно, что пациентов самых разных у вас было великое множество. Кто особенно запомнился?
– Конечно же, Мстислав Всеволодович Келдыш, президент Академии наук СССР. История с ним была достаточно интересная. Мне позвонила его референт Наталья Леонидовна и сказала, что Келдыш хотел бы со мной встретиться. Я приехал к нему в Президиум академии. Честно говоря, не очень помню, о чем шел разговор. Он был довольно короткий, касался общих проблем. Уехал. Так и не понял поначалу, почему он меня позвал. А дело в том, что я в то время уже консультировал в Кремлевской больнице. Благодаря Евгению Ивановичу Чазову, который не боялся привлекать в консультанты молодых специалистов. Меня многократно приглашали, и я уже был в Кремлевке своим. Следующая встреча с Мстиславом Всеволодовичем состоялась уже в больнице. Он практически не спал многие месяцы, и его попытались лечить консервативно. Все перепробовали – по-моему, даже иглоукалывание. Но ему ничего не помогало.
– У него было сужение сосудов?
– Да, и очень большое. Оно начиналось еще в животе и захватывало ноги. Редкое заболевание. Он долго не склонялся к операции, но потом стало ясно, что иного не дано. Знаю, что было специальное решение Политбюро, на котором предлагали послать лечить его за границу. Позже я узнал, что во время пребывания в Америке он слетал на один день в Хьюстон, где посмотрел, как лечит Дебейки. Вернулся и попросил своих сотрудников провести математический подсчет, где надежнее всего лечиться – здесь или там. В этом необычном деле участвовал академик Пирузян, он мне и рассказал подробно об этой истории. Как они считали, не знаю, но получилось так, что лучшие результаты у нас в клинике. Потом в кабинете Бориса Васильевича Петровского – он был и академиком, и министром – состоялся консилиум. Лечащий врач Келдыша доложил ситуацию. Началось обсуждение. Вокруг сидят академики, лишь у вашего покорного слуги нет столь высоких званий. Петровский говорит, что Келдыш категорически отказался делать операцию за границей, но он готов ее сделать здесь. Где? Борис Васильевич говорит, что лучшие условия в кремлевке и нужно оперировать там. Молчание. Тогда слово беру я. Говорю, что условия в кремлевке лучше, но оперировать его нужно там, где операции на сосудах идут ежедневно, то есть у нас в клинике.
