— Не совсем. Это подарок друга…
Беседу прервал очередной стук в дверь. Как выяснилось, принесли легкий завтрак. Я пожала плечами и оторвалась от щели.
— Так и пьют чай молча? И стоило столько ждать. — Баронесса Павис, которая потеряла интерес к подслушиванию почти сразу, как раз извлекала из коробки бальные туфельки. — Какая интересная модель.
Я немного половила ртом воздух, не понимая, что вообще произошло, но потом сообразила, что голос в пультовых слышала тоже я одна. С зажигалочкой, оказавшейся неведомым ключом Черной Вишни, старалась теперь не расставаться, так что, может, и не подействовала на меня вещица лорда Максимилиана.
Когда мы вернулись в гостиную, визитер уже ушел. Столик накрыли к завтраку, а леди Павис как-то очень плотоядно меня оглядела и размяла руки — обучение началось. Меня шпыняли за звон ложечки о чашку, за оттопыренный мизинец, за упавшую крошку. Регламентировано оказалось все, чуть ли не вплоть до интервала между взмахами ресниц. Отсутствие улыбки являлось недостаточной приветливостью, излишняя улыбка — признаком дурного тона. Когда выражение моего лица начало напоминать уже скорее оскал, меня на время оставили в покое, препоручив учителю танцев.
Тренировки ради пришлось перебраться в одну из музыкальных гостиных, дорогу до которой я, кажется, запомнила. Стены ее украшали различные музыкальные инструменты, а одна и вовсе была зеркальной. По пути я удостоилась еще десятка критических замечаний. Похоже, единственное, что не вызывало нареканий, — это осанка. Зато походку сочли излишне порывистой и не подобающей юной леди. Дамы заперли двери, и начался новый виток муштры.
— Шаг, шаг, разошлись, раз, два, поворот, поклон…
Это длилось уже второй час. Меня пытались спешно обучить местному танцу-шествию, чем-то напоминавшему полонез и носившему незамысловатое название «первый танец».
— Может, я просто постою в сторонке? Разрешено же девушке пропустить танец. — Я стенала и чувствовала себя необучаемым бревном. Ничего технически сложного, но запомнить всю череду движений, заучиваемых с младых ногтей местными аристократами, было трудновато, особенно не видя всей картины.
— Ничего не выйдет. — Галиана была непреклонна. — Шайсары открывают бал первым танцем, и ты обязана в нем участвовать.
Я еще раз прошлась по залу, поворачиваясь и приседая в нужных местах под перестук метронома. На этот раз проход был признан сносным, и мы перешли к остальным танцам.
— Шаиса Галиана… — Я с милейшей улыбкой отвела женщину в сторону на пару слов и зашептала: — Я ведь и простейших танцев не знаю. Но танцую я профессионально, схвачу на лету, если вы покажете.
Дальше тренировка превратилась в шоу. Несколько минут одна из дам танцевала с немного удивленным таким подходом мастером, потом ему передавали меня. И я повторяла все, что уловила и запомнила. Учителем он оказался превосходным. И влюбленным в движение. Чутко вел, подсказывая и выравнивая огрехи, и сам то и дело отвлекался на прорывающиеся у меня па и связки из совершенно иных танцев, незнакомых в этом мире. Шаиса и леди Павис только и успевали возвращать нас к отработке классической бальной программы. В результате расстались мы, очень довольные друг другом, с обещанием встретиться еще не раз.
После танцев слегка успокоенная леди Тарис куда-то засобиралась, сославшись на важное совещание, и я было приободрилась и воспрянула духом. Однако меня быстро приземлили.
— Не волнуйтесь, девочке не избежать большой придворной славы, — предвкушающе обронила леди Павис, и шаиса упорхнула.
— Неужели у вас нет никаких важных дел?
— До конца декады я абсолютно свободна. — Меня втащили обратно в комнаты, где угрожающей стопкой поджидали книги.
Началась дальнейшая муштра. Закончились уроки только после ужина, сдобренного поучениями и окриками. Когда я уже всерьез подумывала упасть и притвориться мертвой или на худой конец забаррикадироваться в спальне, леди засобиралась и пожелала мне спокойной ночи. Осчастливленная, я утащила тарелку сыра и фруктов в купальню и сползла в теплую воду. Похоже, жизнь аристократов трудна и мучительна, если их заставляют всю жизнь учиться, а потом и служить на благо короне. И я теперь вроде как одна из них. Правда, смутное подозрение, что до сих пор мне попадались какие-то неправильные аристократы-трудоголики, немного примиряло с новым статусом.
Мысли плавно перетекли на Шердана, и в спальню я возвращалась, замотанная в полотенце и с затаенной надеждой увидеть неуловимого мужчину. Отношения у нас так и оставались странными и невыясненными, однако сейчас, после сумасшедшего дня, я поняла, что ужасно соскучилась.
В комнате ничего не изменилось. Я забралась на кровать, укрылась одеялом и… принялась беспокойно вертеться. Когда взбила подушку раз в двадцатый, словно невзначай бросив взгляд на часы, а потом приняла очередную самую удобную позу для сна, поняла, что начинаю злиться. Еще не менее получаса я просидела, делая вид, что читаю книгу по этикету, а на деле уже упрямо гипнотизируя стрелку часов. Хотелось, чтобы появился уже хоть кто-нибудь. Я согласна была даже на вчерашнюю пышногрудую деваху, чтобы достойно сорвать на ней обиду и накопившееся напряжение. Но ко мне никто не спешил. Легкое беспокойство о Шердане, прорывавшееся видениями, в которых безопасник так заработался, что не смог дойти до своих покоев, сменялось не менее яркими видениями полуголых дев, комнаты которых оказались ближе. Когда гадкий брюнет не явился и к двум часам ночи, я подскочила, уверенно защелкнула обе двери, уже проверенным способом подставила под ручки кресла и улеглась. Ощущение выполненного долга, а вернее сделанной пакости, подействовало лучше всякого снотворного. И лишь уже уплывая в сон, припомнила, что все приготовления с запиранием вчера совершенно не помогли.
Мне снилось, как шершавая ладонь легла на бедро, легко скользнула на живот и замерла там. Спине стало тепло от тела, опустившегося рядом, массивного и совершенно обнаженного. По плечу прошлось дыхание, запуталось где-то во влажных еще волосах на затылке. Обнявший меня мужчина еще раз прижал крепче, глубоко вздохнул и… уснул.
Проснулась рано и на противоположной стороне кровати, тиская объемистую подушку, источающую мшисто-пряный аромат. Похоже, мне вовсе не приснился мой неуловимый фиктивный жених. Или не фиктивный? А оно мне надо? Тряхнула головой, отгоняя назойливые мысли о сонме любовниц небезразличного мне мужчины, и потянулась, оглядывая комнату.
Кресла все так же подпирали дверные ручки, намекая, что никто в комнату попасть не мог, но дверь купальни была открыта, а я точно помню, что закрывала ее. Мучимая любопытством и естественными нуждами, заглянула туда. На забытом с вечера блюде вместо фруктов и сыра лежали одинокий огрызок от яблока и скелет виноградной ветви. Значит, мне точно ничего не приснилось, и теперь я окончательно ничего не понимаю. Размышления прервал привычный уже грохот в дверь. Вздохнув, я накинула халат и пошла сообщать, что уже бодрствую, хотя и очень об этом сожалею.
Все-таки в том, что тебя одевают и причесывают, что-то есть, так и привыкнуть недолго. А то сонный утренний автопилот однажды вывел меня в университет в пижамных штанах хмурым ноябрьским утром. Я приветливо улыбнулась знакомым по прошлым дням девушкам и позволила сотворить из себя человека. Попутно выясняя маленькие дворцовые подробности. Теперь я знала, где кухня, как пройти по главному и не очень ходу, как попадают во дворец простые служащие, что не живут тут постоянно. Оказывается, Лане — рыженькой младшей горничной — уже предлагали денег за подстроенную мне пакость. Когда я удивилась такой ее откровенности, Лана сообщила, что хоть молодая, но не дура связываться с магами, а тем более с самим шайсаром Тарисом: это не только местом во дворце рисковать, но также репутацией и свободой. Что на нее больше влияло, я не поняла, но за откровенность была благодарна.
