– Это такой платок, который закрывает все, кроме глаз.
– То ест паранджа?
– Нет, никаб. Паранджа оставляет часть лица открытой, впрочем, многие путают.
– А когда ты стала таким экспертом, Дарья? Ты ничего не хочешь объяснить? Почему я должна была видеть женщину в парандже? Или ты имеешь в виду, что у меня снова могли возникнуть галлюцинации, как с Сережей. Постой? Сережа? Его нашли? Он живой или все же мертвый?
Последний вопрос заставил меня замолчать и побледнеть. Я молчала так долго, что мама нахмурилась, отложила косметичку и строго посмотрела на меня.
– Скажи мне, Даша, этот твой граф, за которого ты выходишь замуж – это не тот мужчина, с которым ты… развлекалась в самом начале нашей поездки? Я имею в виду тот тип развлечений, после которых на руках остаются следы. Мне кажется, ты понимаешь, о чем я говорю.
– Мама, этот мужчина… О, господи, как же непросто! – пробормотала я. – Ну а что, если это даже и он?
– Значит, все серьезно! – Воскликнула она. – Ты не понимаешь, подобные игры не доводят до добра. С такими мужчинами нельзя строить будущее, только очень короткий отрезок настоящего. Я понимаю, эти вещи могут затрагивать душу очень сильно, но это опасно, это… это….
– Мама, я очень тебя люблю, но не надо говорить про мое будущее. Ты была замужем четыре раза, а сколько раз ты строила будущее, так сказать, без официального разрешения? И с кем? Кто из моих так называемых отчимов подходил под твои стандарты?
– Дарья, как ты можешь так говорить! Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. С мужчиной, которому нравятся… опасные игры, ты счастлива не будешь, как ты не понимаешь! Это – как наркотик. Что станется, если ты отберешь его у него, у себя? Он уйдет от тебя в тот же день! – Мама говорила прерывисто, задыхаясь, и я испугалась, потому что ее слова были пропитаны тем, чего я не ожидала – личным опытом. И она была права, да, мама была права. Я с самого начала ждала от Андре только беды. Кто сказал, что замужество – не часть этого бедствия, моего личного кораблекрушения? Я вдруг вспомнила тот взгляд, который бросил на меня Андре сегодня утром. Обещание расплаты. Может быть, этот Андре настоящий, а не тот, что заботливо настраивает для меня кофейную машину только потому, что я люблю выпить чашечку кофе с утра?
– Ты прости, мам, прости, – я бросилась к ней, обняла ее. – Я не знаю, что мне делать, это выше меня. Иногда мне кажется, что я нахожусь под действием чар. Я тоже надеялась, правда, с самого первого дня надеялась, что это пройдет, что это – просто наваждение. Но оно не проходит, мам, оно становится только глубже. И я знаю, что да – о да, он может быть опасен, что он как минимум может разрушить меня изнутри, но что мне делать? Он не покидает меня, он словно уже стал частью меня. Даже сейчас я сижу тут с тобой, но уже скучаю по нему. Я поругалась с ним утром и боюсь, что он уйдет от меня. Это самое страшное, понимаешь? Я никогда не боялась, что Сережа от меня уйдет. В какой-то степени, я даже надеялась на это, но тут другое. Для меня каждый час, добровольно проведенный без него – это как час борьбы с самой собой. Ты, наверное, права, это словно наркотик, и я просто не смогу его бросить, даже если бы захотела. Но я не хочу. Дело в том, что я не хочу. Такое вот мое счастье.
– Он приехал с тобой в Москву? – спросила мама после долгой паузы. – Ты познакомишь меня с ним, раз уж все настолько серьезно? Граф, господи. Бедная моя девочка. Наверное, он старый, седой и пресыщенный, да? Эдакий Калиостро? Помнишь, его еще играл Нодар Мгалоблишвили, такой импозантный мужчина с очень грустными глазами. Впрочем, откуда тебе помнить, ты тогда, по-моему, еще даже не родилась. Господи, какая я уже старая.
– Мамочка, что за глупости! Все вовсе не так плохо, и он совсем не старый, и уж тем более ты. А с моим… графом… Если уж на то пошло, вы знакомы, мам, – тихо ответила я, и мамин взгляд изменился, она посмотрела на меня со смутным подозрением.
– Кто он, Даша? Говори уже, наконец!
– Ты не поняла? Ты все еще не поняла, мама? Это Андре Робен, твой знаменитый доктор, и да, он здесь, в Москве. Он приехал, потому что не хотел отпускать меня одну. Андре – мой граф Де Моро, он – человек, оставляющий следы на моих руках, и я сошла с ума, раз позволяю ему это. Ты во всем права, мама, но и то правда, что я люблю его и что выхожу за него замуж.
– Ты выходишь замуж за Андре Робена? – спросила мама, не веря своим ушам. Еще бы, ее можно понять.
* * *
Я ушла через некоторое время после того, как мама уснула. Когда она спала, я все сидела рядом с ней, держала ее за руку и уговаривала себя не устраивать спектакль – мне хотелось снова ее растолкать, разбудить, спросить о чем-нибудь, о чем угодно. Я боялась, что заснув, она опять не проснется черт знает сколько времени, снова ускользнет, и я ее потеряю. У меня во всем белом свете не было никого, кроме нее. Забавно, что никогда еще в своей жизни я не чувствовала себя так одиноко, как сейчас, когда любила, была любима, выходила замуж. Эта новая жизнь – она была, как новое платье, что висит на плечиках в примерочной. Оно смотрится роскошно, но я понятия не имею, как буду выглядеть в нем. Даже не знаю, подойдет ли размер. Мое же привычное платье стало больше похоже на лохмотья.
Я доехала до дома по проездному, который купила еще утром, когда направлялась к Сережиным родителям. Все эти месяцы меня настолько не касались вопросы денег или хлеба насущного, что я забыла, как на них отвечать. Я прожила остаток лета и начало осени, как птичка, перелетающая с одной жердочки на другую, а между тем оказалось – у меня ничего нет, не осталось. Я приехала к разоренному дому, запыленному, заваленному бумагами, к долгам по квартплате и отключенным Интернетом. С моей основной работы, где я переводила тексты и готовила документы на французском, меня уволили. Я никак не могла винить своих работодателей: они звонили мне, узнавали, что со мной сталось и почему я не сдаю в срок никаких бумаг. Они предлагали мне оформить отпуск за свой счет, но я прочитала это письмо только в самолете – я забывала проверять свою почту.
Мое поведение напоминало приступ алкоголика в запое, я забыла обо всем и выпустила все из рук. Любовь и сумасшествие, зависимость – оказывается, так близки друг другу, как кровные сестры.
Денег почти не было, только какая-то мелочь в евро, а рублей – кот наплакал, осталось только то, что было при мне, когда мы с мамой садились в самолет до Парижа. Как, кажется, давно это было! Я пересчитала мои жалкие остатки и зашла по дороге к дому в булочную. Жизнь без денег не пугала меня, я знала, что стоит мне собраться, стоит мне снова стать самой собой, как я найду способ прокормить одну непритязательную особу. Я купила батон белого хлеба, в соседнем отделе разжилась кефиром – проблема с ужином отпала. Андре говорил, что мы пойдем ужинать к его отцу, но я не думала, что это случится сегодня. Сегодня мы находились в состоянии войны, и впереди было главное, генеральное сражение.
Я уселась на лавочку на детской площадке напротив своего дома и распечатала пол-литровый пакет с кефиром. Батон я ломала и ела прямо так, руками. В моих окнах не было света, и это одновременно огорчило меня и заставило почувствовать себя ослепительно одинокой, как звезда, висящая в космическом вакууме. Еще бы! Андре сказал, что не станет меня ждать в квартире, естественно, он уехал. Чего я ждала? Он не звонил мне, не позвонил за целый день ни разу, и я тоже держалась из последних сил. Пока я была занята чем-то, было легче. Теперь стало невыносимо.
