В плане секса Египет сегодня таков же, какими были США в 1940-е и 1950-е. После демонстрации я провела некоторое время, разговаривая с Саффой эль-Холи — египетской журналисткой, которая приехала взять у Шафика интервью. В прошлом году, рассказала мне эль-Холи, она сделала четыре передачи о сексе. Там зрителям предлагалось писать и задавать вопросы. Хотя было ясно сказано, что все авторы останутся анонимными, зрители часто заводили себе почту на hotmail только для того, чтобы задать вопрос. Эль-Холи общалась с женщинами, у которых «было два оргазма за восемь лет, и они не совсем понимают, о чем это». И с мужчинами, которые обвиняли в своей импотенции собственных жен. Или — хуже того — пытались сделать так, чтобы жены вовсе не испытывали оргазма — тогда, если они (мужчины) когда-нибудь станут импотентами, женам будет все равно. Как сказала эль-Холи: «Если вы никогда не ели киви, то никогда и не захотите киви».
Хотя статьи Шафика написаны для научных журналов, он спокойно изъясняется в разговорных терминах и часто делает это на телевидении. Я спросила доктора, не случается ли так, что люди, слышавшие, чем он занимается, сторонятся его, считают странным или аморальным?
— Да, да, конечно, — был ответ. — Но это меня не пугает. Это вызов.
Равно как Шафика мало трогает его низкий рейтинг в мировом сообществе исследователей секса. Некоторые ученые, с которыми я общалась, не слыхали о нем вовсе. Отчасти потому, что Шафик не посещает конференции по сексологии. И еще потому, что он лишь изредка отвечает на письма. «Он не командный игрок», — говорит Рой Левин, который давным-давно пытался переписываться с доктором. Обмен идеями и конструктивная критика, которые лежат в основе западной науки, раздражают Шафика. Он удовлетворяет собственное любопытство в каком-то вопросе, а затем движется дальше. Как говорит он сам: «Я всегда никогда не хочу идти назад».
Хотя изоляция Шафика может скомпрометировать его науку — или по крайней мере ослабить его международные позиции, — доктора хвалят. Он один из немногих людей в Египте, кто публично говорит о сексе, и в этой роли Шафик даже более значим, чем в амплуа нестандартного исследователя. Если бы никто на египетском телевидении не говорил о сексе, тогда никто не стал бы говорить об этом в кафе, или в спальне, или в кабинете врача. Непонимание и невежество очень распространены. Если пятьсот неудовлетворенных женщин видят доктора Шафика по телевизору, может быть, десятеро отважатся поговорить со своими мужьями. И, может быть, одна или две съедят больше киви.
Глава 14. Обезьяны, ваш выход!
Гормоны: их таинственная власть
Homo sapiens — один из немногих видов, представители которого беспокоятся, как бы их не увидели во время секса. Черной антилопе нет до этого дела. Динго открыто выставляет спаривание напоказ. Шимпанзе мастурбирует, глядя вам прямо в глаза. Для всякой твари, отличной от вас, меня и еще шести миллиардов ищущих уединения Homo sapiens, совокупляться — все равно что чистить манго или чесать за ухом. Секс — это всего лишь одно из дел, которыми время от времени занимаешься. Нынче утром, сидя на смотровой площадке над просторным вольером резус-макак в Национальном центре изучения приматов им. Йеркса в компании исследователя Кима Уоллена, я наблюдала полдюжины совокуплений обезьян. И более чем уверена, что неловко было мне, а не макакам.
Мы встретились здесь с Уоленом не для того, чтобы обсуждать различия в сексуальной жизни людей и обезьян, а наоборот, потому что порой в ней наблюдается удивительное сходство. Уоллен, которого мы уже встречали в третьей главе, — профессор поведенческой нейроэндокринологии из Университета Эмори. Он исследует сексуальное влечение и гормоны, которые на него влияют. Проект Уоллена — изучение женской сексуальности — предполагает тестирование различных комбинаций гормонов, чтобы понять, как они влияют на либидо. Гормоны даются резусам — не потому, что обезьяны жалуются на сниженное либидо, а потому, что это делают женщины. И еще потому, что обезьяны и женщины имеют одинаковые гормоны, которые влияют на них во многом сходным образом.
Независимая женщина полагает, что она никому не подчиняется и не делает ничего вопреки своей воле. И чаще всего это действительно так. Однако бывают моменты, когда наступает определенный гормональный пик и фертильность оказывается на максимуме. Когда женщина вдруг ловит себя на таком поведении, которое способно озадачить ее. Гормоны начинают действовать, словно невидимые веревочки марионетки. А женщина пребывает в замешательстве, оказавшись ночью в неожиданном месте. Или укоряет себя за постыдный флирт с гостиничным посыльным. Или вдруг целуется с человеком, которого считала просто другом... Ее гены желают, чтобы она забеременела, а гормоны — их волшебная палочка.
Это подтверждают десятки исследований. Ученые Станислоу и Райс попросили 4,000 женщин описать первый день в менструальном цикле, когда они отследили возрастание сексуального желания, — и пик этих дат пришелся на середину цикла. Женщины, имеющие постоянных партнеров, бывают инициаторами секса в середине цикла гораздо чаще, чем в любые другие дни месяца — при условии, если, не желая забеременеть, они используют надежные средства контрацепции. Если же женщина не предохраняется, она, напротив, обычно избегает секса в середине цикла. К тому же по мере приближения овуляции женщины мастурбируют гораздо чаще, нежели в другие дни. Уберите эти гормоны — что и происходит при менопаузе — и пики середины цикла исчезнут, уровень либидо выровняется.
На примере обезьян можно увидеть подлинную демонстрацию силы гормонов, поскольку самок не волнует ни беременность, ни «что подумают друзья». Обезьянам не нужен уик-энд, они не ждут, когда скинут еще два фунта или когда сосед по комнате свалит из города. Здесь, в обиталище резусов, только гормоны определяют, кто и когда будет заниматься сексом. Их влияние на самку животного иногда просто поражает. Если до овуляции еще далеко, самки макак-резусов не общаются с самцами, по большей части просто избегают их. Однако когда самки фертильны, они преследуют самцов постоянно, становясь инициаторами около 80% спариваний.
Прямо сейчас, в вольере под нами, кукловод схватился за ниточки застенчивой худой самки по кличке Пейдж. Пейдж в течке первый раз. Все то время, пока мы здесь, она охотится за Кейстоуном — крепким, кичливым альфа-самцом стада. Вычислить альфа-самцов нетрудно: они в полтора раза больше, чем самки, а их хвосты рассекают воздух, словно хлыст дрессировщика львов. Дабы никто не забыл, что Кейстоун — альфа-самец, он примерно раз в десять минут выкидывает какой-нибудь фортель, желая напомнить о своем статусе. То он скачет вверх-вниз, как баскетболист, — и так пять-шесть раз подряд. То вспрыгивает на сетчатую ограду и трясет ее. Для резусов это то же самое, что для людей показать приемы каратэ или покрутить машину вокруг своей оси на автостоянке.
Ким Уоллен — в человеческом сообществе — не годится на роль альфа-самца. Он женат уже двадцать пять лет. Он говорит «фу ты», когда пропускает выезд со скоростной автострады. Сегодня на Уоллене брюки из хлопчатобумажного твила и туристические ботинки. Рубашка чуточку слишком пестрая, а на галстуке заметны два пятнышка от рыбного супа, который Уоллен ел на обед. На фото на сайте Эмери он стоит, прислонившись к стволу огромного дерева. Возможно, поэтому одна женщина как-то раз написала ему: «Вы выглядите как человек, который любит пешие прогулки».
