Доктор Персингер открывает самую обычную дверь в другом конце здания. Внутри – две длинные стены, образованные рядами клеток. Там царит соответствующий запах: ну да, это колония, только для крыс. Но грызуны в данном случае – не хобби, как можно было понять из разговора с таксистом. Они участвуют в различных полезных экспериментах при изучении эффектов электромагнитных полей. (Персингер убежден, что определенные типы EMFs во многих случаях могут помогать при лечении – в широком диапазоне от депрессии до множественного склероза). Он говорит, что в течение ночи приходит сюда по несколько раз – собирать данные и ставить опыты. Иногда он уходит спать в четыре утра. Вот откуда его ночная жизнь.
Не отрываясь от своих крыс, Персингер знакомит меня с происхождением теории хонтинга. Почему электромагнитное поле определенного типа способно заставить живое существо что-то слышать или ощущать чье-то присутствие? Каков механизм этого явления? Ответ основывается на том, что воздействие электромагнитных полей снижает уровень мелатонина. Это вещество, как объясняет Майкл, обладает антиконвульсивным действием. Если его уровень у человека понижен (особенно в правой височной доле мозга), то возникает склонность к очень слабым микроприпадкам, пароксизмам эпилептического характера, которые и вызывают трудноуловимые галлюцинации. Персингер добавляет, что сопутствующие эмоции продуцируют выброс стрессовых гормонов, которые, в свою очередь, могут усиливать микроприпадки.
Майкл – не единственный, кто исследует связь между спиритическими феноменами и височной долей мозга. В 2002 году «Psychological Reports» провел опрос 242 студентов, добровольно принимавших участие в анкетировании и ответивших на 98 вопросов о спиритических явлениях. Для анализа ответов использовалась методика ассессмента (assessment). Ответы по каждой позиции – предсказуемо и объяснимо, с научной точки зрения – соотносились с данными, также полученными при анкетировании и отражавшими группы симптомов, в комплексе связанных с эпилепсией: галлюцинации, страх и ощущение потери собственного тела. Состояние подобного рода, известное также как эпилепсия, связанная с височной долей мозга, часто остается недиагностированным. Такой личный опыт, не получая медицинского объяснения, вводит человека в заблуждение – пациент интерпретирует происходящее с ним как спиритическое событие и подгоняет под него свои представления.
Мне кажется, Персингер искусно «сшивает» в одну подборку все касающееся призраков. Не вызывает сомнений, что люди с самопроизвольно возникающими микроприпадками (то есть страдающие от частичной эпилепсии комплексного характера) часто испытывают галлюцинации. Верно и то, что электромагнитные поля снижают выработку мелатонина в организме. Это было доказано в опытах на крысах и молочных коровах (в «опытном павильоне» молочного скота в животноводческом комплексе
[61] университета МакГилла в Квебеке).
Результаты, полученные профессором Персингером, позволяют предполагать, что, воздействуя на объект электромагнитными полями, эффект хонтинга можно вызвать и в условиях лабораторного эксперимента. По словам Майкла, через его лабораторию прошло около тысячи человек – на испытуемых воздействовали EMFs, направленным на правую височную долю мозга. И 80 % подопытных говорили об ощущении чьего-то присутствия. В 2002 году в журнале Journal of Nervous and Mental Disease Персингер опубликовал научную статью о хонтинге, воспроизводимом в лабораторных условиях. В ней говорилось о том, как 48 студентов университета подвергались влиянию электромагнитного поля с напряженностью до 1 микротесла – причем облучению подвергались как обе височные зоны, так и только левая или правая. Участники четвертой группы испытывали мнимую пульсацию. При воздействии на правую височную долю мозга люди сообщали о возникающем чувстве страха и ощущении чьего-то присутствия чаще, чем те, кто получал целенаправленное воздействие на левую височную долю или подвергался мнимому облучению. К сожалению, пока не нашлось других исследователей, которые повторили бы эксперимент Персингера.
* * *
Звукоизолированная камера, в которой Майкл экспериментирует с хонтингом и своими гостями, кажется такой же большой, как грузовой лифт. Она выглядит так, словно ее специально декорировали в стиле 1970-х годов: на полу – ворсистое ковровое покрытие в желтовато-коричневых тонах, а кресло обито не слишком изящной дешевой тканью с мексиканским рисунком. Мне казалось, еще немного – и прозвенит резкий звонок.
Сотрудница лаборатории Линда Сент-Пьер укрепляет на моей голове контакты для снятия электроэнцефалограммы. Пока она занята этим, я расспрашиваю профессора о том утверждении, которое он сделал в одной из своих работ. «Хотя полученные результаты заставляют предполагать, будто эти призрачные ощущения и видения являются артефактами, возникающими в определенном состоянии, вызванном экстремальным воздействием, мы не можем исключить возможность того, что они связаны с непостоянными, меняющимися порогами восприятия, которые ограничивает нашу способность различать естественные, но не вполне ясные стимулы». А не могут ли «естественные, но не вполне ясные стимулы», о которых он говорит, исходить от мертвых? Проще говоря, способны ли определенные электромагнитные поля быть не причиной галлюцинаций, а фактором, расширяющим возможности человека к восприятию некоторых истинно паранормальных явлений или сущностей?
Персингер признает: оба объяснения имеют право на существование. Бывает и так, что люди подвергаются физическому воздействию электромагнитных полей, что затем толкуют в привычном для себя культурном контексте – «Призрак!» Они – по крайней мере, некоторые – могут неожиданно (вследствие воздействия полей на их мозг) получить возможность уловить то, что Майкл называет «информацией, действительно существующей в окружающей среде». Профессор полагает, что последнее вполне вероятно. «Особенно, – уточняет он, – там, где человек переживает определенный опыт снова и снова». До своего посещения лаборатории я думала, что Персингер – скептик и разоблачитель. Но теперь мне стало ясно: я ошибалась.
Пока мы вели разговор, он обвязал мою голову видавшим виды шарфом с рисунком, как на кашмирских шалях, – чтобы электроды для снятия ЭЭГ лучше держались. Он сказал, что пользуется этим шарфом не один год. И сделал паузу. «Самое забавное, – подумала я, – будет, если выяснится, что все дело в шарфе». Поверх него Персингер надел на меня оранжевый шлем Skidoo. К его наружной стороне прикреплены восемь маленьких электромагнитов, которые должны посылать в мой мозг милли-секундные импульсы. Персингер заверил меня в том, что уровень воздействия не выше, чем в похожем устройстве для сушки волос. Главное здесь – не мощность, а совокупность и схема (паттерн) сигналов. Профессор погасил свет и повернулся ко мне спиной, направляясь к двери.
