– Марта, это несправедливо, – возмутилась я. – Это неправда!
Марта не обратила на мои слова внимания.
– Но больше всего, – продолжала она, – меня раздражает покровительственный тон учителей. «Проблема с Майклом – бла-бла-бла… Я знаю, что вы работаете, но если бы вы больше времени проводили с ним…» Или: «Если Майкл не сосредоточится прямо сейчас, он никогда не перейдет в следующий класс». И любимое замечание, из-за которого я всегда начинаю терзаться чувством вины: «К сожалению, ваш сын не реализует заложенный в нем потенциал».
Я была удивлена и смущена замечаниями Марты. Именно это я сказала матери одного из учеников сегодня днем. Первым моим побуждением было броситься на защиту себя и своих коллег, но я решила выяснить все.
– Тебя еще что-то беспокоит? – спокойно спросила я.
Марта тут же подхватила:
– Да! Ненавижу, когда они переходят на свой учительский жаргон, слушая который чувствуешь себя полным идиотом. «Если вы хотите, чтобы Майкл выделял фонемы и сочетания согласных звуков (проще говоря, читал), вы должны каждый вечер по часу читать вместе с ним книги по школьной программе».
– А у какого родителя, – вмешалась Джулия, – есть час после целого рабочего дня, покупок и уборки? К тому времени, когда я приготовлю ужин, вымою посуду и постираю, Бекки уже в пижаме, а у меня нет сил даже на то, чтобы прочитать ей сказку на ночь.
Марта согласно кивнула.
– Но больше всего меня раздражает то, – сказала она, – что учителя не считают себя обязанными общаться с родителями. Они обращаются к ним лишь тогда, когда проблема становится настолько серьезной, что исправить ее можно лишь чудом. Когда Майкл учился в седьмом классе, он перестал делать домашние задания по истории. Учительница ничего не говорила мне до тех пор, пока не пришло время выставлять оценки за четверть. Как ребенок может успеть сделать пятнадцать домашних заданий за неделю?!
Я больше не могла этого выдержать.
– Подождите, – прервала я Марту. – Все, что вы говорите, правда, но, пожалуйста, поймите, что у каждого учителя в классе больше тридцати детей, и каждому нужно уделить внимание. Невозможно звонить родителям каждый раз, когда ребенок не сделает домашнего задания!
Кен очень спокойно спросил:
– А чего именно вы, родители, ждете от учителей?
Марта посмотрела ему прямо в глаза.
– Уважения, – ответила она. – Мне бы хотелось, чтобы учителя относились ко мне и моему ребенку с тем же уважением, какого требуют для себя.
Я заметила, что Кен разозлился.
– Уважения? – рявкнул он. – А с каким уважением вы относитесь к учителям? Нас все ругают. Мы отвечаем за все недостатки и промахи. Нас бьют со всех сторон. Родители жалуются на нас, дети нам грубят, директор школы хочет, чтобы мы расширяли программу, администрация требует максимального сокращения бюджета на самое необходимое. Колледжи недовольны школьным образованием, потому что дети не готовы к занятиям на институтском уровне. Бизнес клеймит учителей за то, что на работу выходят неквалифицированные специалисты. Но разве кто-то поддерживает образование? Хочет ли кто-нибудь платить учителям зарплату, которой они заслуживают? Наше общество не проголосовало за увеличение расходов на образование!
Джулия даже рот раскрыла от изумления. Люди за соседними столиками стали оборачиваться на нас. Я почувствовала себя неловко. На этот раз Кен зашел слишком далеко… Но Марту это не испугало.
– А я голосовала за увеличение расходов, – сказала она. – И если вы спросите мое мнение, то вы, учителя, получаете большую зарплату, и у школ есть деньги на все необходимое. Мы с Джулией хотели сказать вам, что мы, родители, ощущаем отсутствие уважения с вашей стороны. Мы исключены из процесса образования собственных детей. Да, верно, у нас нет педагогического образования, но мы можем внести свой вклад, если нам это позволят. Мы хотим помочь!
– Родительская помощь? – взорвался Кен. – От родителей, которые даже не удосуживаются прийти на собрание, чтобы не пропустить любимое телевизионное шоу? Или от тех, кто пьянствует и не обращает внимания на детей? Или от родителей, которые спокойно оставляют старшего ребенка дома, чтобы тот присматривал за младшими? Или от тех, кто заставляет своих детей учиться только на пятерки, потому что собирается отправить их в престижный университет?
Марта в долгу не осталась.
– Кен, – сказала она, – ты зол и несправедлив в отношении родителей. А что ты думаешь, Лиз?
Я попыталась уклониться от дискуссии, но Марта была настойчива. Неожиданно мне захотелось высказаться.
– Несправедлив, но не совсем, – сказала я. – У меня были родители, с которыми приятно работать, но были и такие, обращаться к которым не хотелось. Одной матери я сказала, что у ее сына проблемы с поведением, и вечером она его выпорола. У другого школьника родители разводятся и никак не могут решить вопрос об опеке. Я понимаю, что у их ребенка серьезные проблемы, но во время встречи они лишь обвиняют друг друга и пытаются перетянуть меня на свою сторону… Полагаю, они переживают тяжелый стресс и личную боль, им трудно сосредоточиться на детях. В результате я выслушиваю историю их развода, прежде чем они удосужатся перейти к проблемам собственных детей.
Марта подняла руки.
– Сдаюсь, – сказала она. – Вы двое считаете нас, родителей, эгоистичными, безответственными, жалкими существами.
– Не принимайте мои слова на свой счет, – успокоил ее Кен. – Мы просто выпустили пар. Разумеется, есть и прекрасные родители. Они делают для своих детей все возможное. Просто рядом с вами оказались двое раздраженных учителей, которые заботятся о ваших детях и злятся из-за того, что не всегда получают поддержку со стороны родителей.
Мы замолчали.
– Когда я отправляюсь на родительское собрание, – очень осторожно сказала Джулия, – меня интересует только то, что сегодня скажет учитель о моем ребенке. Мне и в голову не приходило думать о чувствах и потребностях самого учителя.
– Да, справедливости ради надо признать, что об этом думать следует, – согласилась с ней Марта. – Лиз, а чего ты хочешь от нас, родителей?
Ее вопрос застал меня врасплох. Я немного подумала и ответила:
– Честной информации – о том, как ребенок ведет себя дома, каковы его интересы, что его тревожит… Я хочу знать все, что поможет мне лучше понять ученика. А если возникают проблемы, я хочу, чтобы родители думали о них вместе со мной и вместе со мной искали решения, чтобы мы могли поступить наиболее полезным для ребенка образом.
Марта одобрительно кивнула.
– А ты, Кен? – спросила она. – Чего хочешь ты?
– Мне нужна обратная связь, – сказал Кен. – Я хочу знать, оказали ли мои действия влияние на ваших детей. Что ребенок говорит о школе? Обо мне? Без обратной связи очень трудно принять взвешенное решение относительно того, что ему необходимо.
