– Но он был жив, когда мы его подобрали! – напомнила я. – С разбитым лицом, да, но с целой головой! Ведь она была целой?
Я обернулась к Трошкиной.
– Как пасхальное яичко, – дрожащим голосом подтвердила она. – И когда я на одну минуточку отошла к «Скорой», чтобы посмотреть на бедняжку, которая хотела покончить жизнь самоубийством, этот человек был еще жив, только слегка побит. Он даже сам, без поддержки, сидел на ступеньках. А когда я вернулась, он уже лежал вот так!
Алка глубоко, с хрипами, вздохнула и робко, явно не надеясь на мой утвердительный ответ, предположила:
– Может, он тоже самоубийца?
Я еще раз посмотрела на труп и с сожалением покачала головой:
– Сомневаюсь. Но специалисты разберутся…
– Хорошо, что у нас есть свой такой специалист! – несколько обрадовался мой внутренний голос.
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, – пробурчала я, с тоской осознавая неотложную необходимость первой сделать шаг к скорейшему и полнейшему примирению с капитаном Кулебякиным.
Иначе, чего доброго, под подозрение в убийстве может попасть еще один мой близкий друг, точнее – лучшая подруга: кроткая и безобидная Аллочка Трошкина!
Денис на своей машине приехал одновременно с операми и смотрел так сурово, что я не рискнула броситься ему на шею с поцелуями. И не больно-то хотелось нежничать, но это могло принести определенную пользу. Впрочем, суровые милицейские парни, видимо, и без того были в курсе некоторого особого отношения уважаемого эксперта-криминалиста Кулебякина к гражданке Кузнецовой Индии Борисовне и потому обращались со мной бережно, хотя и без большой приязни. Примерно как с тухлым яйцом.
Трошкину тоже никто не обижал. Да и кто бы смог обидеть маленькую хрупкую девушку в трогательной белой шубке? Алка вся сжалась и крупно дрожала, завывая и подпрыгивая на ступеньке, как перегруженная стиральная машинка в режиме интенсивного отжима, пока Денис по-свойски не прикрикнул на нее:
– Хорош трястись, садись в машину, там тепло!
– Нет уж, я лучше тут! – отговорилась Трошкина, испуганно поглядев на теплый милицейский транспорт, способный с комфортом доставить пассажирку в места лишения свободы.
– «Приезжайте к нам на Колыму!» – «Нет, уж лучше вы к нам!» – по случаю вспомнила я.
Трошкиной очень сильно не хотелось на Колыму. Боясь, что ее обвинят в кровавом убийстве, она каждому из оперов персонально поклялась, что никого сегодня не убивала, и выразила подкупающую готовность помогать следствию как угодно. Например, материально. Тут я смекнула, что моя неразумная подружка фактически предлагает лицам, находящимся при исполнении служебных обязанностей, денежную взятку, что тянет на отдельную статью Уголовного кодекса, и предостерегающе шепнула дурочке:
– Знаешь, куда доведет тебя длинный язык?
– До Киева? – робко предположила Алка, хорошо знакомая с народными пословицами.
– Нет! До Магадана!
Тогда Трошкина прикусила язычок, спряталась за мою спину и так и ходила за мной, как боязливый теленок за мамой-коровой. А я пыталась уследить за тем, что делают опера, и не зря: кое-какие их действия следовало пресекать на корню.
Например, пришлось очень активно вмешаться, когда шустрый белобрысый стажер, которого коллеги называли Санькой, побегав восьмерками вокруг елочек, как голодный волчонок, азартно покричал товарищам:
– А вот тут у нас интересненькие следочки, посмотрите! Топтался здесь кто-то совсем недавно!
К этому моменту милицейские следопыты уже не раз успели ругательно помянуть гололед, не позволяющий разжиться качественными следочками, так что Санькино сообщение произвело небольшой фурор. И хотя нас с Трошкиной посмотреть на «интересненькие следочки» никто не звал, я (спасибо длинным ногам!) прибежала первой. И действительно не на шутку заинтересовалась отпечатками на сырой почве узкой клумбы.
Перед этим мы с Алкой успели рассказать ментам, что наше весьма поверхностное и недолгое знакомство с гражданином в морковном костюме, ныне покойным, произошло при драматических обстоятельствах типичного бандитского мордобоя по принципу «двое на одного». Только это не мы с Алкой вдвоем мутузили несчастного, а какие-то низкорослые брюнетистые типы.
– Кажется, лица кавказской национальности, – стеснительно сказала Алка, явно опасаясь, что ее заподозрят в расизме.
– А почему не китайской? – резонно заинтересовались опера. – Китайцы тоже чернявые и задиристые.
– Китайцы обычно ногами дерутся, а эти кулаками махали! – припомнила я.
А Трошкина продемонстрировала еще более поразительную дедукцию.
– У азиатов лица, как правило, голые, – все так же стеснительно сказала она – не иначе опасаясь, что на сей раз ее заподозрят в излишнем внимании к инородцам. – А у тех двоих, я запомнила, лица до самых глаз в щетине были.
Мне показалось, что опера с радостью приняли наши показания. Вот только неувязочка получилась: подозрительные кавказо-китайцы лупили морковного бедолагу с другой стороны крыльца, а вовсе не за теми елочками, где зоркий стажер нашел интересные следочки!
Аккурат над этой полоской земли на трехметровой высоте тянулась прохудившаяся труба теплотрассы. Сквозь дырки в обмотке сочилась горячая вода, из-за чего замерзшая земля под трубой раскисла, и подошвы мужской обуви приблизительно сорок четвертого размера отпечатались в вязком месиве не хуже, чем прикус сладкоежки на подтаявшей шоколадке.
Мгновенно перед моим внутренним взором возникла очень похожая картинка: точно такие же отпечатки – остроносые, с необычным трапециевидным каблуком, темнеющие на многострадальном паласе офиса «МБС»! И с отчетливостью, не оставляющей места сомнениям, вспомнилось мне, как влип в коричневую лужицу разлитого чая неосторожный Максим Смеловский, обутый в щегольские ковбойские сапоги!
– Вот дурак! – в отчаянии прошептала я, понимая, что произошло.
Значит, Макс, моя лягушонка из коробчонки, не поскакал скорее прочь, а зачем-то задержался у здания института. Схоронился за елочками, натоптал там…
– Может, хотел дождаться, пока все успокоится, чтобы вернуться на наш офисный диван? – предположил мой внутренний голос. – А теперь, глядишь, дождется обвинения в еще одном убийстве!
В самом деле, получалось, что мой неразумный друг Максим болтался в подозрительной близости от НИИ Гипрогипредбед в то самое время, когда на крыльце этого заведения в принудительном порядке расставался с жизнью некий гражданин в оранжевом костюме!
– Может, конечно, он тут раньше болтался, еще до прихода в офис, но все равно очень подозрительно, – признал мой внутренний голос. – Если опера доберутся до нашего офиса и увидят предательский отпечаток на ковре – все, Макс пропал! Эти следы под елочкой будут веской уликой против него!
В один краткий миг я осознала, чего от меня требует долг дружбы, и с еле слышным «Прости, дорогая!» незаметно для группирующихся справа ментов левой ногой подсекла и уронила на сырую землю доверчиво притулившуюся ко мне Трошкину.
