Плед живо вернулся ко мне, да не один, а с содержимым. В него, на манер блинчика с начинкой, было туго завернуто какое-то крупное тело! Поскольку Тяпин рывок был сильным, тело в пледе по инерции наехало на меня, после чего я, естественно, заорала и пинками сбросила гигантский «блинчик» на пол.
– Кто здесь?! – испуганно спросило тело, беспомощно трепыхаясь в одеяле.
Я захлопнула рот, соскочила с кровати, распласталась по стеночке и бочком-бочком приставным шагом двинулась к двери. Где она, черт ее побери?! Слабого света, пробивающегося сквозь щелочку в задернутых шторах, было недостаточно, чтобы быстро сориентироваться в незнакомом помещении. К тому же спросонья и после пережитого шока я была изрядно дезориентирована.
Тем временем тело в одеяле в характерной манере ползущей гусеницы подобралось к стене, воздвиглось, выпростало из обмотки руку и дотянулось до выключателя. Вспыхнула голая лампочка под потолком. Я зажмурилась – отчасти от того, что резкий свет меня ослепил, но больше от страха.
– Ой, батюшки!
В голосе, который это произнес, звучало нездоровое веселье. Я опасливо открыла один глаз, потом второй, потом вытаращила оба и заморгала, не зная, в чем мне больше сомневаться – в остроте своего зрения или в крепости рассудка.
– Ты кто, прелестное создание? – изящно драпируясь в плед, спросил меня Рома.
– Козел-собака! – беспомощно выругалась я. – Опять ты?
– Это кто? – Рома тоже округлил глаза, как персонаж японского мультика-анимэ.
Плед сковывал его движения. Семеня, как гейша (что очень шло к японским мультипликационным глазам), он пересек комнату, остановился передо мной и потянулся к моей физиономии.
– Но-но! Руку убери! – Я отстранилась.
– Танька? – недоверчиво спросил Рома. – Танька!
Он сначала захихикал, а потом откровенно заржал.
– Не вижу ничего смешного! – гордо сказала я.
– Танька! – отсмеявшись, сказал Рома. – Ты самая наглая девица, какую я знаю! Опять ты залезла в мою постель! Не помню, чтобы кто-нибудь еще приставал ко мне так откровенно и беззастенчиво!
– Это я пристаю? Я?!
– Но я не ропщу! – с напускным смирением торжественно заявил он. – Я мужественно терплю твои приставания. Несу, так сказать, свой крест!
Это было сказано весьма проникновенно, но я не растрогалась. Слезу из меня исторгло совсем другое чувство – обида. Я шмыгнула носом, скривила губы и голосом невинно оскорбленной Нюни заныла:
– Да это ко мне все липнут, как мыши на клей! Сначала ты, потом Дима, потом этот Вася, маньяк шпионский, царство ему небесное, потом еще какой-то тип в подрезанных штанах, два Карлсона из ку-клукс-клана, Большой Полосатый Мух, Аскер, негры… Хотя нет, негров я сама позвала…
– Чувствую я, это интересная история, но рассказываешь ты ее крайне бессвязно, – без издевки, даже сочувственно сказал Рома и уголком колючего пледа стер с моей щеки горючую слезинку и заодно порцию темного грима. – Особенно мне про негров любопытно. Судя по всему, у тебя с ними какие-то особые отношения? Ты готовишься эмигрировать в Зимбабве?
– Ничего я тебе не скажу! – передумав рыдать, объявила я. – Нет у меня к тебе доверия! Подозрительный ты тип, подозрительнее даже, чем тот, в подрезанных штанах.
– Еще бы! Я-то ведь даже без штанов! – легко согласился Рома и в подтверждение сказанного отвернул полу своего пледа, продемонстрировав крепкую загорелую ягодицу.
– Как тебе не стыдно! – звонким голосом пионерки воскликнула моя Нюня.
– Как-то не стыдно! – Он пожал плечами, но обнаженную натуру спрятал.
– Лучше бы ты в обморок упала, киса с бантом! – со злостью прошипела Нюне Тяпа. – Зачем было так орать? Не дала посмотреть бесплатный мужской стриптиз!
Тем временем самодеятельный стриптизер, не получивший зрительской поддержки, отошел от меня, присел на разворошенную постель и уже оттуда позвал:
– Тань, давай поговорим спокойно, без криков.
– Давай! – согласилась я, обрадовавшись возможности задать подозреваемому все свои вопросы.
Увы, без криков не обошлось! Едва я приблизилась к кровати, как громкие гневные вопли послышались за окном.
– Эй, ты где? Тумба, мать твою! – пароходным гудком взревел в комнате напротив знакомый бас.
Я прыгнула к окну, в узкую щелочку между занавесками взглянула на Аскеров гаражный будуар и увидела, что к мечущимся по белым стенам теням бабочек присоединилась огромная тень Большого Полосатого Муха.
– Так, пока он на втором этаже сидит, можно выскочить на улицу! – быстро сориентировалась моя Тяпа. – Живо вниз!
– Поговорим в другой раз! – бросила я Роме. Потом протянула руку и одним могучим рывком выдернула из-под него простыню. – Белье верну при встрече!
Просторное полотнище мне понадобилось для того, чтобы замаскировать свою облезлую негроидность. Из белой в сиреневых этнических загогулинах простынки я мигом соорудила подобие восточного одеяния с паранджой, оставив на виду одни глаза. Одним из них я подмигнула обалдевшему Роме, прыгнула к двери, провернула ключ в замке и вывалилась наружу, едва не сверзившись с крутой лесенки.
Оказавшись на улице, я повертелась вокруг своей оси, сообразила, куда бежать, и с не приличествующей смирной восточной женщине поспешностью полетела прочь.
В темном проходе между гаражами Аскер Ачмизов, поспешающий на интимное свидание с милой Тумбочкой, разминулся с пугливой Гюльчатай в светлой парандже. Дитя Востока мелодично ахнуло и отпрянуло, пряча лицо под покрывалом. Аскер вежливо сказал:
– Нэ бойся, красавица, нэ обижу!
Он проводил Гюльчатай заинтересованным взором и подумал: почему у него до сих пор не было ни одной восточной красавицы? Вероятно, случайную ночную встречу следовало рассматривать как прямой намек Фортуны на реальную возможность наверстать упущенное.
– Скажу Муху, пусть ее тоже догонит! – провожая благосклонным взглядом замотанную в полотно женскую фигуру, пробормотал Аскер себе в усы.
Рысить по променаду в дешевом наряде беженки из гарема я постеснялась и прямо из-под вывески рынка «Аленушка» шмыгнула поперек набережной к ступенькам, ведущим на пляж. К сожалению, там было не так темно и пусто, как мне хотелось. На причале довольно ярко горели фонари, на берегу там и сям высились темные тени любителей ночных купаний и лежали кучки сброшенных ими одежд. Я отошла подальше, разоблачилась до белья и полезла в воду, предварительно перепрятав все имеющиеся у меня деньги, включая фальшивую пятисотку, в бюстгальтер. Мало ли какой народ бродит в потемках по пляжу! Не хотелось, чтобы кто-нибудь обчистил мои карманы, пока я буду принимать водные процедуры.
Вода была теплой, ласковой, черной с золотом, как шелк роскошного вечернего платья. Сначала я поплескалась немного для удовольствия, расслабляясь и отмякая телом и душой, а потом принялась отмывать и отскребать с себя предательскую негритянскую черноту. Извлеченный со дна кварцевый песочек оказался прекрасным натуральным средством для пилинга, за каких-то десять минут я отдраила себя до блеска и вышла из пены морской бело-розовая и сияющая, как мраморная Афродита. Картину портили только брюнетистые загогулины на голове, под воздействием банно-прачечной процедуры развернувшиеся из крепких бубликов в короткие задиристые косички. С такой прической с меня запросто можно было писать богиню любви ежей и дикобразов.
