Меж тем в сентябре 1609 г. в пределы России вступила польская армия во главе с самим королем Сигизмундом III. Тушинский лагерь, откуда часть поляков ушла к королю, в январе 1610 г. переместился к Волоколамску. Теперь Скопин-Шуйский решился идти прямо на Москву. В Александровской слободе к нему явились посланцы одного из предводителей рязанских дворян, Прокопия Ляпунова – бывшего соратника Болотникова, в ноябре 1606 г. перешедшего на сторону царя. В адресованной Скопину грамоте он поносил старого монарха и будто бы даже предлагал помощь молодому полководцу, которого превозносил до небес, в захвате престола. Скопин, согласно летописи, не дочитав, порвал бумагу и даже грозился выдать людей Ляпунова царю, но потом смягчился, хотя дяде ничего и не сообщил. Дело было, конечно, не в отсутствии у него «намерений честолюбия», как считал Н. М. Карамзин, скорее всего, он просто не хотел иметь дело с авантюристом Ляпуновым, да и вообще, как резонно полагает Г. В. Абрамович, вряд ли нуждался в нем, ибо при желании завладел бы троном без его помощи.
Однако царь узнал о происшедшем и явно забеспокоился. Еще больше встревожился Дмитрий Шуйский, надеявшийся унаследовать корону в случае смерти не имевшего наследников Василия и к тому же смертельно завидовавший воинской славе Скопина, поскольку сам имел на своем счету одни поражения.
Князь Михаил Скопин-Шуйский встречает шведского воеводу Делагарди близ Новгорода. 1609 г.
Осада Троице-Сергиевой лавры. Художник Верещагин В.
Молодой полководец не спешил вступать в Москву, а стремился отрезать дороги, по которым к Сигизмунду могли присоединиться враги Шуйского. Он отправил для разведки отряд Г. Л. Валуева под Троице-Сергиеву лавру, все еще осаждавшуюся людьми Сапеги. Валуев сделал больше: он вступил в лавру и вместе с отрядом Д. В. Жеребцова разгромил польский лагерь, захватив множество пленных (монахи передали ему и его воинам хранившиеся у них запасы провианта и щедро заплатили иноземным наемникам). Сам же Скопин занял Старицу и Ржев. Он уже начал готовиться к весенней кампании. Но в это время царь повелел ему явиться в Москву для воздания почестей. Почуявший недоброе Делагарди, преданный друг Скопина, отговаривал его от поездки, но отказ выглядел бы бунтом, чего полководец хотел избежать. 12 марта 1610 г. он вступил в столицу. Следующим логичным шагом было снятие осады польской армии со Смоленска, который держал оборону уже много месяцев…
Москвичи восторженно приветствовали победителя, падали перед ним ниц, целовали его одежду, тогда как завистливый и недалекий Дмитрий будто бы крикнул: «Вот идет мой соперник!» На пиру жена Дмитрия (дочь Малюты Скуратова!) поднесла чашу с вином, выпив из которой, Скопин-Шуйский почувствовал себя плохо и в ночь на 24 апреля 1610 г. скончался. Толпа едва не растерзала Дмитрия Шуйского – лишь присланный царем отряд спас его брата. Полководца похоронили в новом приделе Архангельского собора.
Далеко не всегда от одного человека зависит судьба государства – слишком многое влияет на нее. Но здесь случай особый. Если бы в битве под Клушином, где бездарный царский брат Дмитрий потерпел полное поражение, командовал Скопин, исход его наверняка был бы иным. А ведь именно эта катастрофа и привела к крушению трона, в государстве воцарилась полная анархия, страну стали рвать на части. Всего этого, возможно, удалось бы избежать в случае победы.
А кто тебя на пиру честно упоил честныим питием и с того тебе пития на век будет не проспатися, и колко я тебе чадо во Александрови слободи приказывала не ездить во град Москву, что лихи в Москве звери лютые, а пышат ядом змииным.
Мать Скопина-Шуйского согласно «Жизнеописанию кн. М. В. Скопина».
Скопин-Шуйский был крупным полководцем, сочетавшим в зависимости от ситуации наступательный стиль (под Москвой в 1606 г.) с осторожностью (поход 1609–1610 гг. из Новгорода к Москве). Он использовал и ловкий маневр, и инженерные сооружения, и глубокую разведку. Это был любимец воинов – как соотечественников, так и иноземных наемников, глава которых Делагарди стал его другом, как уверяют, с первой же встречи. Он мог добиться много большего (на момент смерти – всего 23 года!), но ему суждено было остаться символом не сбывшейся надежды России.
Въезд в Москву Скопина-Шуйского.
Дочь Малюты отравляет ядом Скопина-Шуйского. Литография, акварель. 1874 г.
Короленков А. В., к. и. н., ИВИ РАН
