– Срочно примите факс от краевой администрации!
– Дужкин! Параллельный возьми, там факс! – крикнул сержант сослуживцу и, дождавшись, пока в трубке забурчит голос коллеги, положил трубку.
С минуту в комнате было тихо. Дужкин в соседнем помещении добросовестно принимал срочный административный факс. Бобриков откровенно наслаждался, воображая бессильную ярость Верочки, безрезультатно пытающейся дозвониться мужу на занятый номер. Потом в коридоре стукнула дверь и в комнату дежурного вошел озадаченный Дужкин. Он двумя руками держал перед глазами белый лист, норовящий свернуться в свиток.
– Что там? – поинтересовался Бобриков.
– Убей, не пойму! – Дужкин кашлянул, прочищая горло, и забубнил, читая с листа:
– Мицуи Хирото, Хакими Ногаи…
– С какими ногами? – не дослышав, переспросил сержант.
– Не с какими ногами, а Хакими Ногаи! Похоже, это нерусские имена.
– А русских имен там нет?
Поискав совсем немного, Дужкин на самом видном месте нашел очень даже русское имя:
– Вот, Татьяна Иванова! Это для нее факс прислали.
– А кто такая эта Татьяна Иванова? – подумав, спросил сержант Бобриков.
Что бы там ни говорила Верочка о неразборчивости Игоря в его множественных связях, он не помнил в числе своих знакомых особы с таким именем. А на службе в поселковом отделении милиции вообще не было ни одной женщины (сержант Бобриков не считал женщиной семидесятипятилетнюю уборщицу бабулю Аревик, что косвенно подтверждало его неравнодушное отношение к коротким юбкам. Впрочем, чернобровая горбоносая бабуля Аревик была чистокровной армянкой и вряд ли стала бы скрываться под типичным славянским именем Татьяна Иванова).
– А у нас в обезьяннике две залетные девки ночуют, – почесав в затылке, припомнил Дужкин.
– Какие девки? – встрепенулся Бобриков.
– Обыкновенные девки, – пожал плечами устойчивый к женским чарам Дужкин. – Какие на дороге работают, разве не знаешь?
Из боязни утечки информации и попадания ее к Верочке Игорь не стал признаваться, что придорожных девок он действительно знавал немало, но на экскурсию в обезьянник все-таки сходил и поглядел на двух помятых гражданок. Их, застрявших на заснеженной трассе в отсутствие потенциальных клиентов, по не вполне понятным причинам приютил в отделении ночной дежурный.
Безошибочно распознав в умеренно прелестных незнакомках интердевочек с большим трудовым стажем, сержант рассудил, что список заграничных имен вполне мог пригодиться им в профессиональной деятельности. Однако ни одна из красавиц не пожелала признаться, что зовется в миру Татьяной Ивановой.
Игорь совсем уже собрался выбросить факс, не нашедший адресата, в мусорную корзину, но тут в отделение ворвалась раскрасневшаяся лохматая барышня в расстегнутой куртке. Вот она-то откликнулась на закономерный вопрос «А не вы ли, девушка, будете Татьяна Иванова?» с такой подкупающей готовностью, с какой хорошо воспитанная служебная собака отзывается на команду «Голос!».
– Я! Я, я! – вскричала барышня и в высоком прыжке вырвала у сержанта Бобрикова свиток факса.
Едва взглянув на текст сообщения, гражданка Иванова глубоко кивнула, сунула бумагу за пазуху и выскочила за дверь, начальственным тоном бросив Игорю:
– Никуда не уходите, я скоро вернусь!
– Я дождусь вас, – любезно пообещал Бобриков, очередное дежурство которого только началось и, против обыкновения, обещало быть не скучным.
С деятельной помощью Славика, который в свое время служил в погранвойсках и теперь не без удовольствия вспомнил славное армейское прошлое, я построила японцев на плацу, роль которого исполнил внутренний дворик гостиницы, и устроила перекличку.
– Мицуи Хирото!
Одноглазый японец игриво подмигнул мне запятой неповрежденного ока, махнул ручкой и сделал попытку выйти из строя.
– Смир-рно! – зычно гаркнул на него экс-пограничник Славик.
Японец, даром, что не русскоговорящий, команду понял и поспешно вернулся на свое место в шеренге. Я поставила корявый плюсик напротив «Мицуи Хирото» и продолжила ревизию:
– Мисими Хаи!
Японцы молчали.
– Нету Мисими? Нету Хаи? – я пририсовала к началу соответствующей строчки в списке жирный минус и пошла дальше.
Мисими Хаи оказался не единственным, кто блистал своим отсутствием в стройных японских рядах. Собственно, этого надо было ожидать. В списке, который переправил мне Семен, было двенадцать строк – по числу людей в составе иностранной делегации. К сожалению, ему не хватило соображения как-то отметить имена тех японцев, которые благополучно прорвались сквозь снежный кордон вместе с ним и теперь спокойно гуляли по бульварам краевого центра, массово скупая фарфоровых казачков и плетушки из лозы. Поэтому после того, как я провела ревизию своих подопечных, невостребованными остались пять ФИО.
Пока я соображала, что делать дальше, Славик по собственной инициативе попытался проверить у японцев документы, однако сопоставить нарисованные в них красивые иероглифы с исполненными кириллицей строчками нашего списка все равно не смог.
– Вольно! – скомандовала я, распуская строй. – Славик, остаешься за старшего!
– Буду старшиной, – согласился он и тут же погнал озябших японцев к турнику в углу двора.
Под его размеренный счет «Раз, два, три, четыре, пять!» и язвительные комментарии типа «Да не виси ты, как сарделька, подтягивайся!» я вернулась в дом и устремилась прямиком в хозяйскую спальню.
– Зачем пришла? Что тебе тут нужно? – неприветливо встретила меня Рузанна.
Она старательно перестилала белье на большой двуспальной кровати. Определенно, постороннее присутствие при этом действе было неуместным, о чем моя деликатная Нюня не замедлила мне сказать. Однако я была настроена в унисон с наглой Тяпой и в таком состоянии запросто могла втрогнуться в самый интимный процесс. Ничуть не смущаясь близостью разворошенного супружеского ложа, я повернулась спиной к рассерженной Рузанне и схватила телефонную трубку. Старорежимный аппарата Шульцев натужно защелкал, сопровождая каждую цифру набираемого номера сокрушенным клацаньем, и вызвал ко мне Бориса Абрамовича гораздо раньше, чем Сэма Кочерыжкина.
– Ай-ай-ай! – укоризненно заныл Шульц, заглянув в спальню из коридора. – А кто же, вы мне скажите, будет платить за второй междугородный звонок?
Я молча скривила шею, придавила трубку к плечу щекой, освободившимися руками достала бумажник, открыла его и вручила скупердяю очередной стольник.
– У вас две минуты на разговор, не больше! Междугородная телефонная связь такая дорогая, просто ужас! – пряча мою сотню в свой карман, сказал Шульц.
Взамен он извлек из кармана старомодные часы-луковицу, явно намереваясь дотошно хронометрировать мой новый сеанс междугородней телефонной связи.
