– Конечно, Красный кот мог бы ее усмирить. Он – единственный, кого она слушается, поскольку видит в нем Ра. Мы все с вами читали «Книгу Мертвых». Помните, кто каждую ночь побеждает гигантского змея, несущего зло, тьму и хаос? Бог солнца Ра, Великий кот, Красный кот.
– Но Мимир… – все зашевелились, ища глазами котенка. Он тут же принялся вылизывать собственный бок, словно ничего не слышал.
– Да, – Шона протянула руку и ласково потрепала котенка за уши. – Красный кот, так заведено, рождается только раз в столетие. Конечно, если б сейчас был жив Ронни… – Шона сжала губы, проглотила горький комок в горле. – Мимиру расти и расти. Именно Ронни, его отец, должен был обучать Мимира искусству быть настоящим Красным котом. Увы. Боги распорядились иначе. Мимир… какой Мимир? Мимишка, кэльфёнок… Слава богу, понемногу начал краснеть, даже пока не краснеть – рыжеть, видите, одна половинка туловища уже поменяла цвет, надо ждать, пока порыжеет вторая, и только потом… Думаю, это произойдет не раньше, чем ему исполнится год. По крайней мере, прежде бывало именно так. Поэтому на Мимира надеяться нечего. Сейчас его надо просто беречь. На ближайшие сто лет он – единственная наша надежда.
– Может быть, кому-то из нас обернуться Красным котом и припугнуть Сохмет?
– Она отлично знает всех нас, ее не проведешь. Посылать же кого-то из вас на верную смерть… Хотя… – голос Шоны странно дрогнул, она отвернулась от внимательных глаз кэльфов. Котенку показалось, что по щеке бабушки быстро-быстро скатился прозрачный блестящий камушек. – Если мы не усмирим Сохмет… нет, не так. – Шона вытерла щеки, гордо вскинула голову. – Мы должны усмирить Сохмет и дождаться взросления Красного кота. Обязаны. Только так мы сохраним свой род и свой дом – вот этот дворец, который триста лет создавали и хранили мы и наши предки. Другого дома у нас нет.
– Шонхайд, – кто-то назвал Шону полным именем, так к ней обращались лишь в исключительных случаях, – но если не Красный кот, то что? Какой выход? Ты сказала, что Сохмет должна перевоплотиться в Баст. Как?
– Есть выход, – раздался голос из глубины зала. Снотра вышла вперед. – Я поражаюсь вашей лени, дорогие собратья. Когда и кто в последний раз обращался к книгам? Да, все вы – волшебники, но нельзя пренебрегать знаниями, которые не имеют отношения к вашей сегодняшней жизни. Давно пора понять: лишнего знания не бывает.
– Снотра, кончай лекцию читать, мы не эрмики, – выкрикнули из зала. – Это тебя мудрой назвали, а у каждого из нас своя работа.
– Вот-вот, – кэльфиня хмыкнула. – Как бы вам всем ее не потерять!
– Нам, Снотра, нам, – укоризненно поправила ее Шона, – не время ссориться, говори!
– В позднем мифе о наказании богом Ра непокорного человечества Сохмет бесчинствовала, избивая людей и сживая их со света. Она так разошлась в своей ярости, что даже Красный кот не мог ее остановить. Тогда боги пошли на хитрость: пролили на землю красное вино, Сохмет, приняв его за кровь, принялась жадно пить, пока не свалилась без чувств. – Снотра высокомерно оглядела притихших кэльфов, явно ждущих продолжения. – Все.
– Все? – заволновались собравшиеся. – Как – все? И где же выход?
– Я вам только что его показала. Мы должны напоить Сохмет. И когда она отключится и заснет, в ней пробудится Баст.
Кэльфы снова зашумели, обсуждая услышанное.
Котенок, упорно дожидавшийся, когда бабушка перестанет обращать на него внимание, решил, что настало самое время улизнуть и прокрасться в Египетский зал. Если они усмирят Сохмет, то красный цвет с ее колен исчезнет, и он снова его не увидит. Лучше уж сейчас под шумок быстренько сбегать и вернуться. Конечно, потом он все честно расскажет бабушке. Что не побоялся Сохмет. Что увидел красный. Значит – вырос! И хватит обращаться с ним как с малышом. Он не Мимишка. Он – Мимир!
Потихоньку пятясь, будто потягиваясь, помогая себе хвостом, словно играя, котенок дополз до двери и, как только хвост коснулся косяка, выпрыгнул в коридор.
Побег
Мимир выскользнул незамеченным и понесся по дворцу. Мчался, весело подскакивая, пугая молочные тени на стенах, закручиваясь на двух лапах в лужицах фонарного света, щекоча усами приветливо выпрыгивающие песчинки с ковров. Бегать вот так свободно, без присмотра, самому, прежде ему не доводилось. Не разрешалось. Кроме себя самой бабушка Шона позволяла Мимиру путешествовать по анфиладам Эрмитажа лишь с одним кэльфом – профессором Лираем. Лирай, из немногих, владел совершенной методикой пробуждения кэльфийского зрения и восстановления исторической памяти, то есть, как говорила бабушка, возвращал кэльфу кэльфово. Кроме того, он профессионально разбирался в искусстве, почти так же хорошо, как Снотра, и именно при его непосредственном и личном участии появилось множество шедевров и даже целые коллекции. Да что говорить, сам Эрмитаж стал Эрмитажем, то есть картинной галереей, исключительно благодаря Лираю.
Если верить историкам-людям, то самые первые шедевры – коллекция купца Иоганна Гоцковского в двести двадцать пять великих картин – появились у Екатерины Второй благодаря стараниям русских дипломатов. А кто надоумил дипломатов? Кто подсказал им, что в прусской казне после Семилетней войны мышь повесилась с голодухи и у Фридриха Второго, для которого купец эту коллекцию собирал, не только на картины – на гвоздь, чтоб их повесить, денег нет?
Русские войска брали Берлин три раза. Это все знают. В тот самый первый раз, при Елизавете Петровне, армия в Берлин вошла, расквартировалась. Этот самый Гоцковский, чисто олигарх при Фридрихе Великом, скупил за векселя российское зерно, чтобы русской же армии и перепродать, с немалой выгодой, конечно. А тут в России смена престола. Елизавета Петровна безвременно почила, и Пётр Третий, преданный почитатель Фридриха, приказал войска из Берлина отозвать. Армия-то ушла, а Гоцковский со своими запасами остался. Векселя подписаны, денег, чтоб рассчитаться за зерно, нет, и забирать его обратно Россия отказывается…
Чем долг покрывать? Гоцковский ужом вертелся, стараясь выкрутиться. О том, чтобы живописной коллекцией расплатиться, поначалу даже речи не было, Фридрих её уже своей считал. Тут-то эльфы и подсуетились. Альвис, заботясь о своих внуках, в России обосновавшихся, предложил рассмотреть вариант перемещения собрания Гоцковского в Петербург.
Не все шло гладко. Европейские эльфы, консерваторы и домоседы, весьма противились перетеканию сокровищ живописи в неизвестную варварскую Россию. В прессе развернулась масштабная дискуссия: отдавать или не отдавать шедевры. Опасались за сохранность, понятно. Но в любом обществе всегда находятся те, кто двигает жизнь, расширяя границы сознания и познания. Образовалось целое движение «Кэльфы, вперед!», продвигающее философскую доктрину о необходимости расширения эльфийской зоны влияния. Одни из самых уважаемых представителей эльфийской элиты – Санга и Сьёвн, родители первых российских колонистов, неустанно пропагандировали сложившуюся в далекой стране новую историческую общность – кэльфийский народ, рассказывая об их жизни, занятиях, обычаях. В конце концов, как всегда бывает у эльфов, победило благоразумие, и общее решение: «надо делиться» – устроило всех. Ну а дальше – дело техники.
