Снотра и сама уже поняла, что совершила беспримерную глупость, снова метнулась к карману, но котрифей поднялся с колен, снял очки.
– Надо включить полный свет, – сказал вслух. Смахнул пот со лба, надел очки, понял, что они тоже запотели, сунул руку в карман за платком.
Снотра и Лирай, волнуясь, наблюдали за этой рукой, слабо шевелящейся в кармане – именно там лежал сейчас скарабей. Рука стиснулась в кулак, разжалась, снова собралась.
Осторожно, как загипсованный, котрифей вытянул кулак из кармана. Раскрыл ладонь. Скарабей тускло сверкнул в угасающем свете мобильника.
– А я, дурак, не верил, что ты летаешь, – котрифей ласково погладил жука пальцем. – Думал – сказки. Ты молодец. Даже подкрылки не выпустил. Сейчас папочка тебя спрячет…
Достал носовой платок, бережно завернул в него скарабея и сунул во внутренний нагрудный карман.
– Вот так. Тебя же египтяне всегда вместо сердца мумиям вкладывали. Тебе же тут привычнее, правда? Давай мы с тобой немножко передохнем. – Уселся на ближнюю ступеньку лестницы, обхватил руками голову и застыл.
Противоядие
Ну что ж такое! Опять не заметила, как осталась в лаборатории одна! Все разошлись, а она со своей китайской подставкой как дурак с фантиками!
Маргарита Владимировна поднялась из-за стола, размяла затекшие плечи, взяла сумку. В ней что-то откровенно булькнуло.
Портвейн! Забыла совсем про эту гадость. Не домой же тащить! Вылить в раковину, и всех делов! Отвинтила пробку, в нос сразу шибануло сладкой противной вонью.
Как мы это пили? И ведь нравилось! Или ничего другого не было? Один пузырь на компанию, а куража – как у роты пьяных солдат. Молодость, молодость. Промчалась быстрее «Сапсана», не догонишь, в последний вагон не запрыгнешь, только глазом моргнуть – уже и хвоста не видно.
Подошла к раковине и прямо на столешнице рядом увидела кошку. Серую, некрасивую, какую-то облезло-худую, с жалким вытертым хвостом.
– Ты кто? Откуда взялась?
Хотела погладить, опустила руку на тощий хребет и ничего не почувствовала. Удивилась, повела ладонью – рука прошла сквозь кошачье тело и уперлась в стену.
– Господибожемой… У мня опять глюки что ли?
Кошка по-прежнему сидела на краю столешницы и пристально смотрела на Маргариту Владимировну. Скорее, даже не на неё, на пластиковый бутылёк в ее руках. Взгляд желтых глаз был требовательным, жадным, кошка даже шевелила усами от нетерпения.
– Вова говорил, что кошки портвейн любят, – растерянно проговорила Крюча. – Я ему не поверила. Зря, может? Ты вообще кто?
«Сара», – возникло в голове имя. При этом Маргарита Владимировна могла поклясться: рот серой гостьи оставался закрытым. Да и с чего ему открываться? С каких пор кошки умеют говорить?
– Сара? Тебя так зовут?
Кошка совершенно явственно кивнула.
– И чего ты, Сара, хочешь? Выпить? Давай налью.
Поражаясь сама себе, ощущая мурашки, покрывшие все тело, Маргарита Владимировна все же плеснула портвейна в раковину. Вино моментально стекло в сливное отверстие, а кошка недовольно зашипела и ощетинилась.
– Да ладно, ладно, извини. – Крюча засуетилась, не сводя глаз с гостьи, будто кошка приклеила ее к себе немигающим желтым взглядом. – Сейчас найду тебе какую-нибудь плошку.
«Пойдем», – прозвучал в голове приказ.
– Это ты мне? – стало жутко до озноба, но не выполнить команду почему-то и мысли не возникло. – Куда пойдем?
Кошка спрыгнула со столешницы и подошла к двери. Тронула ее лапой, пару раз мотнула хвостом-веревкой.
– В коридор? Ага, правильно. Я же все равно домой собиралась. Сейчас эту гадость уничтожу и пойдем.
Хотела перевернуть бутылку, чтоб разом вылить содержимое, и поняла: кисть не слушается. Держать портвейн – держит, вполне крепко, а опрокидывать отказывается. Со страху, что ли? Перехватила пластик другой рукой, вторая кисть закоченела ровно так же.
– Нельзя выливать? – сообразила Крюча, взглянув на кошку. Та снова настойчиво стукнула лапой по двери. И снова голос в голове: «Пойдем».
– Ну ладно, пойдем, – безропотно согласилась Маргарита Владимировна и открыла дверь.
Кошка неторопливо, можно сказать, гордо шествовала в паре метров впереди, хвост вертикально торчком, усы врастопырку, не оглядываясь – настолько весь ее вид источал абсолютную уверенность в том, что Крюча послушно трусит следом.
Она и трусила, перебирала ногами как сомнамбула, крепко сжимала в руках пластик с портвейном, совершенно не понимая, куда идет, зачем, почему. Сказали – надо, вот и пошла.
На коридорном повороте Маргарита Владимировна замешкалась, поправляя сбившийся в ботинке носок, и кошка тут же оказалась рядом, причем – сзади. Словно конвоировала. Дождалась, пока Крюча снова наденет туфлю, и тут же снова оказалась впереди.
Пожалуй, если Маргарите Владимировне позволили бы сейчас задуматься, задав вопрос, что происходит, она вряд ли бы даже стала отвечать – настолько была поглощена самим процессом следования за кошкой. Причем ее совершенно не смущала кошкина прозрачность – вроде как идет нормальная обычная серая кошка, разве что чересчур зачуханая и тощая, а сквозь ее тело, как сквозь запыленное стекло, просвечивают плиты пола, стены, лестничные перила.
Наконец, стало ясно, куда они идут: перед входом в Египетский зал кошка настороженно остановилась, принюхалась, припала на передние лапы, видимо, осматривая представшее перед глазами пространство, не обнаружив ничего подозрительного, шагнула вперед, увлекая за собой Маргариту Владимировну коротким приказом: пошли!
Теперь сквозь кошачье тело просвечивал Древний Египет – сонный, тихий, загадочный и непостижимый. Сама Сара не отразилась ни в одной витрине, будто бы волшебным даром видеть ее тщедушную фигуру обладала лишь Маргарита Владимировна.
Вдруг кошка остановилась, вздыбилась, выгнувшись подобием вопросительного знака, оскалилась, сердито зашевелив усами, и требовательно взглянула на спутницу. Маргарита Владимировна огляделась: они стояли рядом с гранитным изваянием Мут-Сохмет. Богиня была недвижна и величава: прямой стан, гордо вздернутая голова, равнодушные руки на коленях. Возле левой руки, привычно сжимающей Анх, поблескивало что-то маслянисто-темное.
Маргарита Владимировна подошли вплотную, склонилась, рассматривая рваную лужицу. Вблизи, увеличенная очками, лужица смотрелась темно-красной, как застывающая кровь.
– Что это? Краска? – удивилась Крюча. – Кто набезобразничал? Вот же паршивцы… – обернулась к кошке. – Ты меня специально сюда привела – показать? Умница! Надо охране сказать, чтоб уборщицы, когда придут, осторожно все вычистили.
«Сама», – сказали в голове.
– Что – сама?
«Лей!» – голос звучал настолько повелительно, что Маргарита Владимировна машинально уставилась на лицо Сохмет: не богиня ли с ней разговаривает.
