Мое отражение в зеркале на стене тяжело дышало и пучило глаза, как глубоководная рыба.
– Не помню, чтобы меня когда-нибудь так радовало пребывание в тесном помещении! – доверительно призналась я ему. – Отличный способ излечиться от клаустрофобии!
– А куда мы едем? – с подозрением спросила Тяпа.
– А никуда! – сообразила Нюня. – Танюша, ты этаж не нажала!
Двери вздрогнули и пошли в стороны.
– Эй, вы, стойте! – закричал увечный Андрюша, пытаясь встать с разворошенного дивана.
– На «вы» – это не тебе, – успокоила меня Тяпа.
Я ловко отбила вторую подушку, отважно высунулась из кабины, увидела на табло соседнего лифта 17, 16, 15, втянулась обратно, закрыла двери перед носом кособоко прискакавшего зеленоглазого и поехала на семнадцатый этаж. Там вышла, коварно отправила кабину в лобби, на глазах у равнодушной дежурной свернула на лестницу и со скоростью, которой не смог развить на подъеме даже могучий Кинг-Конг, взбежала наверх. Но не на восемнадцатый этаж, а еще выше – на крышу!
Плоская крыша «Перламутрового» была местной достопримечательностью, отнюдь не открытой для показа широкой публике. Пару дней назад я имела эксклюзивную возможность посетить ее благодаря Райке, которая в честолюбивом порыве охватить своим вниманием всех до единого участников финансового саммита немного перестаралась и зацепила парня из охраны премьер-министра. Бравый капитан показал моей подружке все, что мог, включая некоторые особо охраняемые территории. Закрытые меблированные помещения они с Райкой осматривали тет-а-тет, а на крышу великодушно взяли с собой и меня. Так я узнала, что за естественным солярием, доступ в который может получить каждый, кто раскошелился на спа-программу, есть небольшой бассейн, а рядом с ним – удивительно просторная беседка, крыша которой совершенно не случайно сложена из бетонных плит, а «мраморные» колонны скрывают прочнейшие стальные трубы. С тыльной стороны беседки имеется лестница наверх, а там устроена замечательная вертолетная площадка, увидеть которую снизу невозможно.
Я очень рассчитывала на нее в качестве убежища, где можно если не отсидеться, то хотя бы отдышаться и поразмыслить над острейшим вопросом современности: что им всем от меня нужно?!
Думать на бегу я не могла, мне нужно было остановиться, собраться и призвать на военный совет Тяпу с Нюней.
– Еще чуть-чуть, – пообещала я себе, взбираясь по лестнице на крышу беседки.
Три дня назад, когда я приходила сюда с Райкой и ее телохранителем, площадка была пустой, и с нее открывался такой потрясающий вид, что мне показалось – если встать на цыпочки и вытянуть шею, то можно заглянуть не просто за горизонт, а вообще за грань реальности. Самое подходящее место для того, чтобы проникнуть мысленным взором под покров тайны!
Вот только на этот раз о глубокомысленной тишине и созерцательном одиночестве говорить не приходилось. На площадке стоял вертолет! А я так задумалась, что заметила его позже, чем те двое заметили меня.
– Что это такое? – мужчина, стоящий к вертолету спиной, увидел меня и явно не обрадовался.
На его холеном лице появилось выражение образцовой домохозяйки из рекламы чистящего средства, когда лабораторные ученые просвещают ее относительно бурной жизни не пуганных гелем микробов под крышкой унитаза.
– Не что, а кто, идиот! – вякнула обиженная Тяпа, прежде чем я успела ее отогнать.
Это она зря сказала. Конечно, если человек не в состоянии отличить одушевленное существо от неодушевленного предмета, он точно не Спиноза, но настоящие идиоты редко имеют в своем распоряжении вертолеты и расторопных подчиненных. Мужчина щелкнул пальцами и буднично распорядился:
– Убрать!
Как будто речь действительно шла о зачистке санфаянса!
Второй мужчина, до тех пор стоявший ко мне задом, к винтокрылой избушке передом, обернулся и ослепил меня острыми бликами от солнцезащитных очков, но с места не тронулся. Я поняла, что наведением чистоты и порядка должен заняться кто-то другой, но даже не увидела этого штатного уборщика. Только почувствовала, как чьи-то твердые пальцы придавили мою шею чуть пониже уха, а потом – ничего.
Рев винта поднимающегося вертолета в моем угасающем сознании наложился на шум спускаемой в унитаз воды, и мир микробов затонул, как Атлантида.
– Ме-е-е! Ме-е-е! – приглушенно голосил козленочек, уткнув короткие тупые рожки в мягкое место Левы.
Отшвырнуть назойливую животину прочь Лева никак не мог. Во-первых, он крепко спал. Во-вторых, ему снилось, что приставучий козленочек доводится ему родным братцем. Во сне Лева стал сестрицей Аленушкой со всеми вытекающими последствиями.
Аленушка из Левы получилась очень даже неплохая. И не только потому, что он честно и добросовестно исполнял свои сестринские обязанности по отношению к рогатому братцу – кормил его, поил и укладывал спать на эмалированном противне, заботливо подтыкая под мохнатое тельце углы красного, в белый горох, вискозного парео. Лева-Аленушка оказался весьма симпатичной девахой. Зеркала, чтобы полноразмерно оценить свою девичью красоту, у него во сне не было, но вид на собственное декольте, обрамленное смоляными косами, Леве очень и очень нравился.
– Ме-е-е-е!
Козленочек заверещал и потерся о лицо спящего своим шерстистым боком.
– Зажарю и съем! – пробормотал Лева, во сне превращаясь из доброй сестрицы Аленушки в злую Бабу-ягу.
Из-за налипшей шерсти физиономия страшно чесалась. Лева-яга хмуро выругался и прошелся ладонью по лицу, стирая шерстинки и остатки сказочного сна.
В прихожей натужно взвизгивал звонок. На спинке кресла, нервно дергая пушистым хвостом, топтался Буба. В самом кресле очень неуютно помещался Лева. Проснувшись, он приветственно обругал кота, мучительно изогнулся и вытащил из-под себя пару древних, еще бабулиных, медицинских банок. Во сне они вполне убедительно изображали козлиные рожки, а в реальности наверняка оставили на Левином заду пару синяков.
– Что за хрень? – глядя на банки, Лева наморщил лоб, а потом охнул и подпрыгнул, при приземлении найдя под собой еще один медицинский артефакт: он вспомнил.
Банки Лева отыскал на антресолях, в одной коробке с пакетиками, воняющими старым сеном, и резиновыми грушами, аккуратно уложенными по размеру. Воспоминания о том, как этими самыми банками пользоваться, у него были довольно смутные, да и сама связь аптечной стеклотары с простудными заболеваниями представлялась Леве полумистической. Но никаких других средств для борьбы с острыми респираторными заболеваниями в доме не оказалось, а Машеньку надо было спасать. Лева чувствовал, что таков его прямой хозяйский долг.
Милая гостья, бесцеремонно завалившаяся в его кровать, прохрапела до самого вечера. Надеясь широким гостеприимством заслужить адекватное вознаграждение, Лева не беспокоил спящую красавицу до тех пор, пока ему самому не захотелось лечь в постель уже хотя бы для того, чтобы просто поспать. Он попытался аккуратно подвинуть разметавшуюся в кровати красавицу и в процессе выяснил, что она горяча как печка – увы, не в переносном смысле, а в самом прямом. У Машеньки был сильный жар, и она не храпела, а хрипела. Вскоре высокую грудь красавицы начал сотрясать мучительный кашель.
