На следующее утро, избитый, опухший и без денег в кармане, Виллем собрал свои вещи и побрел в сторону портовых доков. Там он записался в военный флот и через несколько дней отплыл на корабле, чтобы сражаться с испанцами. Единственным врагом, на котором мог выместить свой гнев.
23. Ян
Возьми льняное семя и высуши его без воды, поставив сковороду на огонь. Перенеси в ступу и измельчи до мелкого порошка. Снова пересыпь на сковороду, добавь немного воды и хорошо нагрей. Полученный порошок заверни в свежее полотно, положи под пресс, которым давят масло из грецких орехов и олив, и проделай с ним то же самое. С этим маслом разотри сурик, или киноварь, или иной цвет, какой захочешь, на каменной плите… приготовь складки для лица и тканей… изображая по своей фантазии животных, растения и птиц в их истинных цветах.
Теофил, XI век
Ян чувствовал себя виноватым перед пареньком. Он почти не уделял ему внимания. Якоб растирал для него краски и чистил кисти – не самая почетная работа. Все обучение свелось к нескольким урокам рисования. А мальчишка был талантлив: рисовал намного лучше, чем Ян в его возрасте, и всегда жадно глотал новые знания. К тому же Якоб был не таким вспыльчивым и увлекающимся. Ян не мог представить, чтобы он очертя голову влюбился в одну из своих заказчиц. Когда-нибудь станет хорошим и умелым мастером, может, не великим, но разве кто-то считает великим самого Яна? По крайней мере, не Маттеус. «Ты должен быть сильным, мой друг, и не бояться боли».
В конце концов, Ян усадил своего ученика перед двойным портретом и поручил ему закончить фигуру Корнелиса: кисти рук и тощие старческие чресла. Сам Ян не мог заставить себя рисовать ноги, которые лежали между бедер Софии. Он написал лицо, а остальное оставил в виде наброска: ему хотелось поскорее избавиться от него.
Фигуру Софии он закончил сам – той Софии, которой уже не существовало.
В первый раз Яна подвело его мастерство. Он не мог оживить картину: она была мертва. Продолжать ее бесполезно. Он поможет мальчику дописать фон, и потрет будет закончен. Для себя он задумал другую картину. Она называлась «Любовное письмо».
– Опиши мне комнату, в которой ты прочитала мое письмо, – попросил он Софию.
– Это спальня… обшитые панелями стены… вощеный, отполированный до блеска кабинет. За спиной гобелен – «Орфей в подземном мире»… кровать…
Нет, он не станет рисовать кровать.
– Что на тебе было надето?
– Фиолетовое шелковое платье, ты его не видел. Черный корсаж, расшитый бархатом и серебром.
– О чем ты думала?
– Я думала: весь мир остановился и мое сердце сейчас взорвется.
– От счастья?
– От страха.
– Не бойся, моя любимая.
– Я думала: всю жизнь я спала и только теперь открыла глаза. И еще: он меня любит! Мое тело словно превратилось в воду. (Как такое можно изобразить на полотне?) Думала: осмелюсь ли я? Направилась к выходу – и остановилась. Не осмелилась…
– Но потом все-таки решилась, – возразил он, целуя ее пальцы.
– Еще я думала: каково это – поцеловать тебя? И одновременно злилась на тебя за то, что заставил меня смеяться над своим мужем. О, во мне все перемешалось!
София по-прежнему здесь, в его студии. Она всегда рядом с ним, Ян беседует с ней мысленно. Вот она стоит с письмом у окна. Живопись – иллюзия. София, которую он не видел, была для него в тысячу раз реальнее тех людей, которых он рисовал и которые сидели прямо перед ним. Искусство лжет. Цветы разных времен года благополучно цветут на одной картине. Деревья эффектно наполняют пейзаж, обрамляя центр композиции. Комнаты вырастают из ничего, словно декорации на сцене, и художник обставляет их по своему вкусу, стараясь придать побольше драматизма сцене. Даже портреты приблизительно соответствуют реальности, приспособленной к взглядам и целям живописца. Их так называемый реализм, внимание к мельчайшим нюансам и деталям – тоже обман.
На первом плане Ян разместил предметы из собственной коллекции: посуду, чашу, драгоценности, – которые хранил в шкафу специально для натюрмортов. К Софии они не имели отношения, как и его комната, но на картине вся эта обстановка будет принадлежать ей. Никаких символов или аллегорий: черепов, пустых раковин, открытых светильников на полке, – просто несколько красивых вещей, существующих только здесь и сейчас, на этом полотне. Они лишь свидетели на празднике их любви.
Позже пришла София. Она заглянула на часок, возвращаясь домой после покупок. На ней было фиолетовое платье, которое Ян попросил ее надеть. Они не целовались: Якоб сидел в комнате и, насвистывая, трудился над картиной. Геррит гремел посудой в кухне.
Воскресный полдень. София стоит у окна. Свет падает на ее лицо. В руках у нее письмо, которое дал ей Ян. Она развернула листок: «Ты счастье моей жизни. Давай проведем эту ночь вместе. Я хочу держать тебя в объятиях и смотреть, как ты спишь. Я буду любить тебя до самой смерти».
Читая письмо, София застыла у окна. Ян сделал быстрый набросок углем. Она повернулась к нему, опустив листок.
– Не смотрите на меня, – попросил он. – Читайте письмо и держите письмо прямо, вот так.
Якоб перестал свистеть. Он прислушивался к их разговору. Губы Софии дрогнули. Она сказала:
– Я прочитаю его вслух.
Ян замер, глядя на нее.
– Вы думаете, нужно?
София прочитала: «Дорогой Корнелис Сандворт, ваша картина почти готова. Я смогу отправить ее вам во вторник. Надеюсь, вы останетесь удовлетворены мой работой, как я – полученным мной вознаграждением».
Ян с трудом удержался от смеха. София посмотрела в окно.
– А как вы назовете картину? – спросил Якоб.
– «Любовное письмо».
– Почему? – удивился ученик. – По-моему, совсем не похоже.
– Искусство всегда обман, – ответил Ян. – Разве ты этого еще не понял?
София рассмеялась. Ян вернулся к своему рисунку.
Из соседней комнаты доносились запахи еды. На мгновение все стало таким домашним и уютным: насвистывающий Якоб, хлопоты Геррита в кухне. Геррит был ужасным поваром – обычно Ян готовил сам или отправлялся есть в таверну, – но сегодня пахло очень аппетитно. Конечно, все это тоже иллюзия. София не станет есть его рагу, она скоро уйдет. Ей вообще нельзя здесь находиться: она и так страшно рисковала, явившись к нему в студию среди бела дня.
Но что такое реальность? Разве он не чувствует, что эта картина – реальная, подлинная жизнь? Сквозь ложь его кисть пробивалась к правде. Ян заново создавал для нее мир – и как она сияла ему в ответ! София стояла у окна и читала письмо. Когда она уйдет, на ее месте останется это сияние.
Ян быстро рисовал. Он чувствовал себя живым – до упоения, до дрожи, и не только от любви. Здесь было нечто большее. Раньше ему казалось, будто он просто размазывает краски по холсту. И только теперь Ян работал по-настоящему.
