— Смотрите у меня! — погрозила ей пальцем гномка. — Знаю я вас, отпетых гадалок. Так и норовите незаконной гадальной деятельностью заняться! Так, истцы, у вас ходатайства есть?
— Есть! — дружно подтвердили кикиморы.
Переглянулись — и слово взяла младшая (которая без кота):
— Как же не быть? Мы, того, просим допросить свидетелей, вот!
— Кого именно? — Судья взяла карандаш на изготовку. — Фамилия, имя, отчество, место жительства.
— Значится, так, — кикимора начала загибать пальцы: — Фунтика, сынка моего. И Вятика, внука. И женку его, Лерву. А живем мы все вместе!
— Так! — произнесла судья угрожающим тоном. — И о чем могут рассказать эти свидетели?
— Ну, Фунтик, значит, из-за рыданий этой мерзавки страдать начал… ну, по ночам, понимаете? — и сделала странный жест.
— Проблемы с потенцией? — уточнила гномка.
— Чего?! — вытаращилась на нее кикимора. — Нет, у него этот… ой, забыла слово… Ну, недержание, в общем.
По виду мужичок был запойным алкоголиком. Мало ли, какой конфуз мог с ним случиться в подпитии?
Тут в причинно-следственных связях сам черт ногу сломит!
Но как доказать, что энурез у него не из-за баньши? Или мы не должны это доказывать?
— Разрешите, ваша честь? — вставая, осведомилась госпожа Громова. И как ей удается всегда быть такой элегантной и аккуратной?! — Прошу отклонить ходатайство о вызове свидетеля, поскольку нет никаких сведений о том, что причиной проблем со здоровьем у свидетеля стали именно действия моей доверительницы.
— Принимается, — кивнула судья. — Истица, дальше. Что по остальным свидетелям?
— У Лервы молоко пропало, — насупившись, сказала истица. — Ей же мальца кормить нечем! А у Вятика — эта самая, которая мужская сила! Вот как послушал ейные завывания, — когтистый палец ткнул в баньши, — так и пропало все! Ну, то есть упало.
— Те же возражения, — откликнулась госпожа Громова. — Истцами не предоставлены ни медицинские документы, ни заключения о причине заболеваний. Кроме того, сами родственники истиц никаких требований со своей стороны не заявили. По сути спора перечисленные свидетели ничего пояснить не могут, кроме самого факта плача, который моя клиентка не отрицает. Поэтому прошу суд отклонить заявленное ходатайство.
— Да ты! — взвилась владелица кота. — Ты что такое говоришь?!
— Истица! — Голос судьи гремел. — А ну, прекратите немедленно! Сядьте!
Кикимора, насупившись, опустилась на место, а госпожа Громова чуть улыбнулась.
— Еще ходатайства будут? — поинтересовалась судья уже спокойно, хоть и обвела истиц взглядом коршуна.
Кикиморы хмуро молчали, только Кика так сильно проводила рукой по загривку кота, что тот проснулся и гнусаво заорал.
— У меня есть ходатайство. — Поморщившись, госпожа Громова повысила голос, чтобы перекрыть кошачьи вопли. — Прошу приобщить к материалам дела ответы РОВД касательно отказа в привлечении баньши к административной ответственности за мелкое хулиганство, поскольку в ее плаче не усматривается мотива цинизма и неуважения к обществу.
— Приобщаю, — оживилась судья.
Ой, кажется, со своими симпатиями она уже определилась.
— А также прошу приобщить к делу разъяснение медико-социальной комиссии, согласно которому подавление естественного желания поплакать влечет для здоровья баньши большой вред.
— Ха, как и для любой женщины, — усмехнулась гномка.
Вот уж кого сложно представить плачущей!
Госпожа Громова ответила улыбкой на улыбку.
— Так, стороны, еще доказательства есть?
— Нету, — мрачно откликнулась кикимора, которая безуспешно пыталась успокоить кота.
— Тогда суд переходит к оглашению материалов дела и прениям! — постановила судья…
В дебатах ничего нового не прозвучало, и гномка утопала в совещательную комнату. А спустя всего-то час (по гномьим меркам — очень быстро) судья огласила решение, которым полностью отказала кикиморам в иске.
— Пойдемте, Алевтина, — позвала госпожа Громова. Кажется, даже ей было несколько не по себе под теми взглядами, которыми награждали нас истицы. И добавила негромко: — Блади, вам лучше быстро добраться домой и запереться у себя.
— Да, я понимаю, — кивнула баньши. — Спасибо вам! Я побежала!
И вправду легко сорвалась с места.
Рабочее время уже почти закончилось, так что куратор отпустила меня домой…
А наутро, войдя в офис, я поразилась, насколько хмурым было лицо Стэна.
— Что случилось? — осторожно поинтересовалась я.
— Госпожа Громова, — кратко пояснил он, помогая мне раздеться. — Ее рано утром вызвали в райотдел. Задержали вашу вчерашнюю клиентку, баньши.
— Что?! — торопливо вывернувшись из плаща, я обернулась и уставилась на него. — Значит, кикиморы все же добились?! Но они же уже отвечали, что нет там никакого хулиганства!
— Речь не о хулиганстве, — пожал широкими плечами Стэн. — Насколько я понял, там покушение на убийство.
Больше он ничего не знал, так что мне оставалось только строить догадки.
Ну, ладно, кикиморы могли напасть на баньши со злости из-за проигранного дела. Но чтобы наоборот?!
Блади было ужасно жалко. Чем же ее так допекли?! Или это вообще неправда?
Я вскочила и принялась расхаживать взад-вперед.
Стэн некоторое время наблюдал за моими метаниями по комнате, затем куда-то ушел. Вернулся минут через десять с большой чашкой успокоительного чая и пачкой бумаг.
— Вот, держи! — Он вручил мне чашку, приятно пахнущую ромашкой, липой, валерьянкой и еще чем-то незнакомым. А потом положил на стол принесенные бумаги. — Надо рассортировать и ответить на письма.
— Хочешь загрузить меня работой? — подозрительно спросила я, прихлебывая чай. А вкусно! — Это же ты должен делать!
— Госпожа Громова не оставила заданий для тебя, — пожал плечами Стэн и добавил практично: — А тебя надо чем-то занять, чтобы поменьше думала. Вот и делай что-нибудь полезное. Это вчерашняя корреспонденция, а вчера мне было не до того.
— А что, думать вредно?
— Иногда — да, — ответил он и выразительно посмотрел на меня. — Пусть об этом думает начальство. А ты делай, что должна.
— Слушаюсь! — фыркнула я.
Он скупо, уголками губ, усмехнулся и вышел.
Я допила чай и прикрыла глаза. Какой же он замечательный! И красивый…
Госпожа Громова вернулась часа через два и привела с собой баньши.
Ой. И как спросить, что у них там случилось? Задавать вопросы в лоб мне совесть не позволила. Блади выглядела почти серой и была молчалива, а глаза покраснели то ли от бессонной ночи, то ли от слез.
