— Автомобильчику здесь не проехать, — с грустью заметил Мило.
— Не проехать, — подтвердил Матемагик. — Однако до Тьмы Невежества отсюда и пешком недалеко, нужно только следить за каждым шагом.
— А как же мои подарки? Они нам могут пригодиться.
— Еще как могут! — воскликнул невесть откуда взявшийся Додекаэдр с ношей в руках. — Вот твоя ненаглядная, — он протянул Мило подзорную трубу, — вот твои звуки, а вот, — и он показал презрительное лицо, — вот твои словечки.
— А самое главное, — добавил Матемагик, — возьми вот это, это твой личный волшебный посох. Сумей им правильно воспользоваться, и для тебя не будет ничего невозможного.
С этими словами он вложил в нагрудный карман Мило маленький светящийся карандаш, во всем, если не считать размера, подобный королевскому посоху. А потом, после всех напутствий и пожеланий, они распрощались, и король с Додекаэдром (который плакал, вздыхал, хмурился и унывал сразу четырьмя своими самыми грустными гранями) смотрели вслед трем крошечным фигуркам, уходящим в грозные горы Невежества.
— Наверное, кому-то стоит остаться тут, чтобы стеречь дорогу, — проговорил несчастный Ляпсус, подразумевая себя. Но поддержки не нашел и понуро поплелся дальше.
Чем выше они подымались, тем темнее становилось вокруг, но то была не ночная тьма, а скорее мгла, смесь туманных намеков и пагубных умыслов, которые исходили от скользких замшелых утесов и застили свет. Жестокий ветер выл между скалами, воздух же был такой густой и спертый, как будто его уже не раз использовали.
Так они и шли все выше и выше на головокружительные высоты по узкой тропке: с одной стороны — каменная стена с острозубыми над нею кряжами, с другой — бездонная, необъятная, беспредельная пустота.
Луна совсем скрылась за этим скверным туманом, и Мило, ухватившись за хвост Тактика, проговорил:
— Я почти ничего не вижу. Может быть, утра подождем?
— Под дождем, не под дождем — все равно вам каюк, — послышалось в ответ откуда-то сверху, а затем раздался отвратительный кашляющий смех, как будто кто-то подавился рыбьей костью.
На одном из скользких камней, почти слившись с ним, сидела большая, взъерошенная и ужасно чумазая птица — больше всего она походила на старую половую тряпку. Однако клюв у нее был весьма внушительный и острый, а единственный открытый глаз глядел пристально и недобро.
— Кажется, вы не поняли, — робко пояснил Мило. — Мы всего лишь хотим провести где-нибудь ночь.
— Этим вы никого не проведете, — прокудахтала птица и вновь захохотала.
— Да нет же! Нам бы только денек… — начал Мило.
— Денег? — перебила его птица. — Ишь ты — у самого нет ни гроша, а туда же.
— Да что ж это такое, — взвыл Мило, — я сейчас заплачу!
— Ах, заплатишь? — немного смягчилась птица. — Тогда другой разговор. А то и денежки ему подавай, и ночлег! — Она закрыла открытый глаз и открыла закрытый. — Ежели за плату, тогда вы — мои кости, только все едино к утру от вас и гостей не останется.
— Значит, если за плату?.. — спросил Мило, который и сам уже начал заговариваться, поговорив с говорящей птицей.
— Если заплата из драпу, — снова вклинилась птица, резко щелкнув клювом, — это можно. Только я бы на вашем месте давным-давно задала бы отсюда драпу.
— Попробуем еще раз, сначала, — предложил Мило. — Нам нужно переночевать. Другими словами…
— У тебя есть другие слова? — обрадовалась птица. — Давай другие! А то с этими ты не очень-то справляешься.
Тут даже у терпеливого Тактика терпенье лопнуло.
— Эй, — сердито рявкнул он, — ты чего это все время перебиваешь?
— А как иначе? — заквохтала птица. — Работа у меня такая — хватать слова на лету, прямо изо рта, да на хвосте переносить. Я всем знакомая. — И, подавшись вперед, она улыбнулась ужасно знакомой улыбкой. — Я помесь сороки-воровки, стреляного воробья, который вылетел, и его не поймаешь, и испорченного телефона. Между прочим, мы с вашим другом Ляпсусом — старинные друзья.
Ляпсус только головой мотал — деться ему было некуда, а слова со страху он все позабыл.
— Обитатели Тьмы Невежества, они все такие же, как вы? — спросил Мило.
— О, они куда хуже! — мечтательно проворковала птица. — Я-то сама не здешняя. Родом я из Контекста.
— А почему бы вам не вернуться, с позволения сказать, на родину? — заметил жучило, на всякий случай выставив перед собой трость.
— Кошмарная мысль! — Грязные перья на птице взъерошились. — Родина — это такое кошмарное место — я туда почти и не залетаю. С корнем вырвалась из Контекста! Кроме того, что может быть лучше этих жутких гор?
«Все, что угодно», — подумал Мило, оттягивая воротник, который вдруг стал ему тесен, а вслух спросил:
— Вы, видимо, злой дух или демон?
— К сожалению, ни то, ни другое, — закручинилась птица, и две мутных слезы скатились по ее клюву. — Я бы с удовольствием, но таланта не хватает.
И не успел Мило задать следующий вопрос, как птица взмахнула потрепанными крыльями и взлетела, осыпав их сверху всяким дрязгом, дрянью и грязью.
— Постой! Куда ты? — кричал Мило, у которого успело-таки накопиться немало вопросов.
— Сам ты кудлатый! — прокричала птица и растворилась во мгле.
Двинулись дальше. Спустя какое-то время Мило заметил:
— Она все равно нам не помогла бы.
— Именно поэтому я и шуганул ее, — вскричал Ляпсус, геройски размахивая тростью. — А подать сюда демонов, да поскорее!
— Будут вам демоны, да скорее, чем вы думаете, — ответил Тактик, оглянувшись через плечо на жучилу, который тут же сник и затрепетал.
А тропа вела их все выше и выше.
Наконец выбрались на перевал высокого хребта — только затем, чтобы увидеть впереди другой, еще выше первого, а за ним — еще и еще хребты, гребни которых тонули в клубящейся тьме.
На перевале тропа расширилась и выровнялась, а впереди — впереди, прислонясь спиной к мертвому дереву, стоял элегантный джентльмен в безупречном костюме, белоснежной, отглаженной сорочке, при галстуке и в начищенных до блеска штиблетах, с чистыми-чистыми ногтями, в хорошенько вычищенной шляпе и с чистейшей белизны платочком в нагрудном кармане. И лицом он тоже был чист. Настолько чист, что не имел ни носа, ни рта, ни глаз.
— Здравствуй, мальчик, — сказал он, дружески пожав Мило руку.
