Человечек буквально сотрясался от хохота, а потом он уже не успевал делать вдох, и смех его стал беззвучным — горбун только раскачивался, открыв рот.
— Ну а если вас тут поутру тоже не будет? — спросил Лео Матьен. — Вы ведь можете исчезнуть вместе со слонихой?
— Что? Ха — ха — ха, — заливался смехом Барток Уинн. — Что вы сказали? Уха — ха — ха!
— Я сказал, что вы тоже можете исчезнуть, — ответил Лео Матьен. — Вы можете, как и слониха, попасть в то место, где вам на самом деле надлежит быть.
Барток Уинн замер, глядя то на Лео Матьена, то на Ханса Икмана, то на Питера, то на мадам ЛеВон. Они тоже замерли в ожидании.
А с неба падал снег. И в наступившей тишине Барток Уинн узнал этих людей. Это были люди из его сна.
В ту ночь в бальном зале дворца графини Квинтет, когда слониха открыла глаза и увидела мальчика, она ничуть не удивилась. Она просто подумала: «Это ты? Я знала, что ты за мной придешь»
Глава 17
Пса разбудил снег. Иддо поднял голову, принюхался — точно, снег. Но пахнет ещё чем — то, чем — то большим и диким. Иддо вскочил и замер в стойке, чуть пошевеливая хвостом. Гавкнул. Гавкнул ещё громче.
— Тсс, — произнёс Томас.
Но пёс лаял без умолку.
Приближается что — то невероятное. Он в этом не сомневался, он знал это совершенно точно. Сейчас что — то случится, и он, служебный пёс Иддо, объявит об этом первым. И он лаял, лаял, лаял.
Главное сейчас — сообщить миру о самом важном.
Наверху, в спальне «Приюта сестёр вечного света», Адель услышала собачий лай. Она вылезла из кровати и подошла к окну. За окном шёл снег — снежинки кружились, словно в танце, поблёскивая под уличным фонарём.
— Снег, — прошептала Адель. — Прямо как в моём сне.
Опершись локтями на подоконник, девочка смотрела на мир, который становился всё белее. И вдруг сквозь пелену снега Адель увидела слониху. Слониха шла по улице, а впереди шёл мальчик. Рядом со слонихой шагал полицейский, следом слуга вёз кресло — каталку с какой — то женщиной, а за ними семенил маленький горбун. На глазах у Адели к процессии присоединился ее знакомый нищий с черной собакой.
— Ой! — воскликнула Адель.
Она не сомневалась, не щипала себя, чтобы проверить, сон это или явь. Она просто побежала, босиком, как была, вниз по тёмной лестнице, в прихожую, мимо спящей сестры Мари — скорее, скорее! Адель распахнула двери приюта.
— Я здесь! — крикнула она. — Я здесь!
Чёрный пёс бросился к девочке и принялся кружить вокруг неё по белому снегу. Иддо лаял, лаял, не переставая, точно говорил: «Ну вот наконец и ты. Ты нашлась. Мы так тебя ждали. А ты тут».
— Да, — сказала псу Адель. — Я тут.
Сестра Мари проснулась от сквозняка.
— Двери не заперты, — крикнула она по привычке. — Мы никогда их не запираем. Стучите и входите.
Окончательно пробудившись, сестра Мари убедилась, что двери не просто не заперты, а открыты настежь. А за ними, в ночном мраке, идёт снег. Монахиня поднялась со своего стула и вдруг увидела на улице слониху.
— Спаси и помилуй! — прошептала сестра Мари.
И тут она увидела Адель — в одной ночной рубашонке, босую, на снегу.
— Адель, — позвала сестра Мари. — Адель!
Но девочка её не слышала. Зато её услышал мальчик. Тот, что шёл впереди слонихи и мял в руках шапку.
— Адель? — повторил он.
В том, как он произнёс «Адель», были разом и вопрос и ответ. А в глазах мальчика была готовность к чуду. В сущности, он весь светился, как звёзды — маяки из сна сестры Мари.
Он подхватил Адель на руки, потому что шёл снег, было холодно, а она стояла босиком. А ещё потому, что когда — то давно он обещал, что всегда будет о ней заботиться. Он обещал это маме.
— Адель, — повторял он. — Адель.
— Ты кто? — спросила девочка.
— Я твой брат.
— Брат?
— Да, брат.
Она улыбнулась ему — сначала недоверчиво, а потом с полным доверием. И с радостью.
— Ты мой брат. А как тебя зовут?
— Питер.
— Питер… Питер… — произнесла Адель вслед за ним. — Питер, это ты привёл слониху?
— Да. Или нет, всё — таки наоборот. Это она привела меня к тебе. В любом случае всё вышло так, как обещала гадалка.
Мальчик засмеялся и, обернувшись, крикнул:
— Лео Матьен! Это моя сестра!
— Я понял! — отозвался Лео. — Я уже понял.
— Кто это? — забеспокоилась мадам ЛеВон. — Кто она такая?
— Сестра этого мальчика, — ответил Ханс Икман.
— Ничего не понимаю! — возмутилась мадам ЛеВон.
— Случилось невозможное, — пояснил Ханс Икман. — Снова случилось невозможное.
Монашка — привратница вышла из «Приюта сестёр вечного света» на заснеженную мостовую и, остановившись возле Лео Матьена, сказала:
— Как же замечательно всё складывается! Она увидела во сне слониху, а теперь её сон сбылся.
— Да, — согласился Лео Матьен. — Настоящее чудо!
Барток Уинн, стоявший рядом с монахиней и полицейским, решил было засмеяться и уже открыл рот — но не смог.
— Я должен… Должен вам… — начал он, но не договорил.
Слониха тем временем ждала. А снег падал.
Первой спохватилась Адель.
— Ей же холодно! — сказала она брату. — Куда она идёт? Куда ты её ведёшь?
— Домой, — ответил Питер. — Я, то есть мы, ведём её домой.
Глава 18
Питер вёл за собой слониху. Адель он нёс на руках. Рядом с ним шагал Лео Матьен. Вслед за слонихой Ханс Икман катил кресло — каталку с мадам ЛеВон, за ними ковылял Барток Уинн, следом шёл нищий Томас с чёрным псом Иддо, а позади всех — сестра Мари, которая впервые за последние пятьдесят лет покинула свой пост у дверей «Приюта сестёр вечного света».
Питер вёл их всех за собой по заснеженным улицам, и каждый фонарный столб, каждый подъезд, каждое дерево, каждая калитка и даже кирпич словно делали шаг ему навстречу и говорили одни и те же заветные слова. Весь мир, все предметы в этом мире сделались чудесными и нашёптывали ему те слова, которые однажды сказала гадалка, которые превратились в его мечту и которые наконец сбылись: она жива, она жива, она жива.
Она была ещё как жива! Её дыхание грело ему щёку. И она совсем ничего не весила.
Питер был бы счастлив носить её на руках, даже не опуская на землю. Всегда, всю жизнь.
Часы на кафедральном соборе пробили полночь. А через несколько минут фокусник услышал, как заскрежетала огромная наружная дверь тюрьмы — сначала открылась, потом закрылась.
