В сравнении с этим остальная подготовка к празднику показалась мне сущей пустяковиной. Мы с Глорией делали все весело, играючи. Время назначили вечернее, чтобы было попрохладнее. Накануне мы провели целый день на кухне у Глории — делали бутерброды с яичным салатом. Хлеб нарезали треугольничками, корки срезали вовсе, сверху положили салат и повтыкали в эти сооружения зубочисток с пушистыми венчиками. Уинн-Дикси тоже сидел на кухне, не сводя с нас глаз. И помахивал хвостом.
— Этот пес уверен, что бутерброды мы готовим для него, — сказала Глория Свалк.
Уинн-Дикси просиял, обнажив оба ряда зубов.
— Нет, не тебе, — сказала ему Глория.
Но как только ей показалось, что я не смотрю в их сторону, она скормила псу целый бутерброд. Конечно, без зубочистки.
Еще мы сделали пунш. Смешали в большой миске апельсиновый сок, грейпфрутовый сок и минералку. Глория сказала, что этот напиток называется Свалк-пунш и что он прославил ее на всю округу. Я, правда, о таком раньше не слышала.
Ну а напоследок мы украсили двор и сад. Я понавешала на деревья гирлянд из розовой, оранжевой и желтой гофрированной бумаги. Еще мы насыпали песка в бумажные пакеты, воткнули в каждый по свечке и расставили там и сям. Незадолго до прихода гостей я обошла все пакеты и зажгла свечки. И сад Глории Свалк тут же превратился в волшебную сказку.
— Гммм-хммм. — Глория огляделась. — Даже с таким отвратительным зрением, как у меня, можно понять, что все выглядит неплохо.
На самом деле было очень красиво. Так красиво, что сердце у меня как-то странно раздулось, разбухло, и мне захотелось узнать, где сейчас моя мама, чтобы позвать ее на наш праздник.
Первой появилась мисс Фрэнни Блок. В чудесном зеленом платье, которое переливалось и шуршало. И на высоченных каблуках, которые заставляли ее сильно покачиваться при ходьбе. Даже стоя на месте, она все равно чуть покачивалась, точно на палубе корабля. Она принесла широкую стеклянную вазу с «Ромбиками Литтмуса».
— Это на сладкое, — сказала она, отдавая мне вазу.
— Спасибо.
Я поставила конфеты рядом с салатными бутербродами и пуншем. Потом я познакомила Глорию и мисс Фрэнни, они пожали друг другу руки и стали обмениваться всякими вежливостями.
А потом пришла Плюшка-пампушка. Ее привела мама. В руках у Плюшки была куча картинок со всевозможными собаками — она вырезала их из журналов.
— Раз у тебя тема «собачки», — сказала она, — я принесла вот это. Можно повесить на деревья и на все тут. Я и клейкую ленту тоже принесла.
И она принялась лепить картинки на все, что попадется: на стволы деревьев, стулья и даже на стол.
— У нее только и разговору целый день, что о вашей вечеринке, — сказала Плюшкина мама. — Вы уж отведите ее домой, когда закончите, ладно?
Я пообещала. А потом представила Плюшку-пампушку Глории и мисс Фрэнни. И тут как раз пришел пастор. В пиджаке и галстуке. Ужасно серьезный. Он пожал руку сначала Глории Свалк, а потом мисс Фрэнни Блок и сказал, что он очень рад со всеми познакомиться, что он весьма и весьма наслышан о них обеих — причем отзывы только хорошие.
Он погладил Плюшку-пампушку по голове и сказал, что рад видеть ее вне церковных стен. И все это время Уинн-Дикси стоял в гуще гостей и отчаянно вилял хвостом — я даже испугалась за мисс Фрэнни, ведь она и так едва держалась на шатких каблуках.
Потом пришла Аманда Уилкинсон. Она завила свои светлые волосы, держалась робко и вообще казалась не такой противной, как всегда. Я подошла к ней совсем близко и познакомила ее с Глорией Свалк. Я вдруг — с удивлением — поняла, что очень рада видеть Аманду. Мне хотелось сказать ей, что я знаю, кто такой Карсон и что с ним случилось. И еще — что я тоже теряла людей и знаю, каково это… Но я ничего не сказала. Просто старалась быть к ней добрее.
Мы стояли все вместе и улыбались друг другу, и всем отчего-то было неловко, как вдруг донесся скрипучий голос:
— Гертруда — хорошая птичка.
Уинн-Дикси взметнул уши торчком, разок гавкнул и огляделся. Я тоже начала озираться, но не увидела ни Гертруды, ни Отиса.
— Я сейчас вернусь, — быстро сказала я, и мы с Уинн-Дикси побежали к калитке. Там действительно стоял Отис — с гитарой на спине и с Гертрудой на плече. А в руках он держал огромную банку с маринованными огурцами, я такой огромной в жизни никогда не видела.
— Отис, пойдемте за дом, — позвала я. — Там уже все собрались.
— Да, конечно, — сказал он, но не двинулся с места. Так и стоял, прижимая к себе банку с огурцами.
— Собака! — заверещала Гертруда и, слетев с плеча Отиса, приземлилась на голову Уинн-Дикси.
— Вы не бойтесь, там всего несколько человек, — успокоила я Отиса. — Все свои.
— Да, конечно, — повторил он. И потерянно огляделся. Потом взгляд его упал на банку с огурцами. — Я вот огурцы принес.
— Вижу. Они нам как раз кстати. Будем есть бутерброды с салатом и заедать огурчиками. — Я говорила с ним тихонько и очень мягко, как с диким зверем, которого надо приучить брать еду с руки. Он сделал шажок вперед.
— Пойдемте же, — позвала я и пошла. За мной — Уинн-Дикси. А потом я оглянулась и увидела, что Отис тоже идет за нами.
Глава двадцать вторая
тис прошел за мной весь путь — за дом и в глубь сада, где ждали остальные гости. И я, пока он не передумал и не дал деру, поспешила познакомить его с пастором.
— Папа, — сказала я, — это Отис. Он управляющий в зоомагазине, в «Питомцах Гертруды». А еще он здорово играет на гитаре. Помнишь, я рассказывала?
— Здравствуйте, — произнес пастор и протянул Отису руку. А Отис стоял со своими огурцами и все пытался как-то пристроить банку, чтобы высвободить руку и протянуть ее пастору. В конце концов он нагнулся и поставил банку на землю. Но в этот момент гитара соскользнула вперед по его спине и ткнулась ему в макушку с жалостным струнным стоном. Плюшка-пампушка стала смеяться и тыкать в Отиса пальцем, словно он все это сделал нарочно, чтобы ее позабавить.
