— Роб? — окликнул отец с террасы, от двери, ведущей в их комнату.
Из-под двери и меж занавесок сочился слабый свет: там работал телевизор, чуть подсвечивая отцовскую фигуру сзади.
— Да, сэр? — отозвался Роб. Отпустил руку Сикстины. И замер.
— Где ты был?
— В лесу.
— А ты всё сделал, что было поручено?
— Да, сэр.
— Кто это с тобой? — Отец вглядывался во тьму.
Сикстина выпрямилась и как-то подобралась.
— Это Сикстина, — ответил Роб.
— Угу, Сикстина, — повторил отец. — Ты где-то тут живёшь? Неподалёку? — спросил он.
— Да. Но я тут ненадолго, — ответила Сикстина.
— А твои родители знают, где ты ходишь?
— Я как раз собираюсь маме позвонить.
— В бельевой есть телефон-автомат, — сказал отец.
— В бельевой? — Похоже, Сикстина не поверила своим ушам. И вызывающе упёрла руки в боки.
— У нас в комнате телефона нет, — тихо подтвердил отец.
— Вот это да… — протянула Сикстина. — А монетки хоть дадите?
Отец пошарил в кармане, выгреб оттуда пригоршню монет и протянул ей на открытой ладони, точно собирался показать фокус и спустя миг они исчезнут. Роб поспешно шагнул вперёд, забрал у него монеты и отдал Сикстине.
— Хочешь, я с тобой схожу? — предложил он.
— Не надо, сама найду. Спасибо большое.
— Роб, — произнёс отец, когда Сикстина, по обыкновению, размахивая руками, скрылась в мотеле. — Почему эта девочка в твоей одежде?
— У неё платье, — пояснил Роб. — В платье по лесу неудобно. И красивое оно, жалко.
— Зайди-ка в комнату, — велел отец. — Надо ноги мазью намазать.
— Да, сэр.
Роб шёл ужасно медленно. Всё его счастье куда-то испарилось. Ноги сильно чесались. Он знал, что в комнате его ждёт темнота, как в склепе, только телевизор помаргивает…
Пока мама была жива, мир казался очень светлым. В последнее Рождество, незадолго до смерти, она украсила их дом в Джексонвилле сотнями белых фонариков. Каждый вечер дом сиял точно созвездие, а они были внутри, все вместе, втроём. Счастливые-счастливые…
Роб вспомнил это и — вошёл в комнату. В мотеле. И принялся ругать себя за то, что приоткрыл чемодан. Потому что от одной мысли обо всём, чего уже не вернёшь, темнота сгущается ещё сильнее.
Глава 16
Роб сидел на кромке тротуара перед террасой и ждал, пока Сикстина поговорит по телефону и выйдет на улицу. Её жёлто-зелёное платье он положил в магазинный пакет. Сначала он очень старался свернуть платье поаккуратнее, но задача оказалась слишком трудной, и в конце концов Роб просто сунул его в пакет. Теперь он держал пакет подальше от своих намазанных мазью ног, чтобы не испачкать.
Когда Сикстина наконец показалась на пороге, Роб с облегчением вздохнул.
— Эй, — окликнул он из темноты.
— Привет. — Она присела рядом. — А почему у вас нет телефона?
Роб пожал плечами.
— Нам и звонить-то некому.
— Мама сейчас за мной приедет, — сказала Сикстина.
Роб кивнул.
— Вот твоё платье. — Он протянул ей пакет.
Взяв пакет, Сикстина задрала голову и стала смотреть на небо. Роб тоже поднял глаза. Облака нависали уже не так густо, и кое-где просвечивало небо со звёздами.
— Вон Большая Медведица, — сказала Сикстина. — Я люблю рассматривать всё, что есть над головой. И мои мама с папой тоже. Они так и познакомились. Оба рассматривали потолок в Сикстинской капелле и не замечали, куда идут. Ну и наткнулись друг на друга. Поэтому меня назвали Сикстиной.
— Мне твоё имя нравится, — смущённо признался Роб.
— Я этот потолок тоже видела, — продолжала она. — Родители возили меня в Италию в прошлом году. До Бриджет. Когда они ещё любили друг друга.
— Ну и как потолок? Как на картинках? — спросил Роб.
— Лучше. Это как… ну, не знаю даже… как будто на фейерверк смотришь.
— А-а-а, — произнёс Роб. — Ну да.
— Может, мы с тобой тоже когда-нибудь в Италию съездим, — продолжала Сикстина. — Я тебе всё покажу.
— Да, хорошо бы… — Роб улыбнулся в темноту.
— А тигр не может смотреть на звёзды. — Голос Сикстины стал заметно жёстче. — У него доска над головой. Ему вообще неба не видно. Мы должны его выпустить.
Роб промолчал, надеясь, что, если он не поддержит разговор про тигра, она снова заговорит про потолок Сикстинской капеллы.
— Как умерла твоя мама? — неожиданно спросила Сикстина.
Роб вздохнул. Он уже знал, что отмолчаться не удастся.
— От рака, — ответил он.
— А звали её как?
Роб закрыл глаза, чтобы не смотреть на звёзды и сосредоточиться на чемодане. Нельзя позволить ему открыться.
— Я не должен о ней говорить.
— Почему не должен?
— Потому. Отец говорит: незачем вспоминать. Всё равно её не вернёшь. Поэтому мы переехали. В Джексонвилле все о ней говорили. Всё время. Мы переехали, чтобы жизнь шла дальше.
Под колёсами захрустел гравий. Роб открыл глаза. По их макушкам скользнул свет фар.
— За мной мама приехала. — Сикстина встала. — Скажи, как звали твою маму. Быстрее.
Роб покачал головой.
— Говори, — потребовала она.
— Каролайн, — тихонько сказал Роб, на миг приоткрыв чемодан. Имя выскочило, и чемодан захлопнулся вновь.
Сикстина снова деловито кивнула.
— Ладно, — сказала она. — Я заеду завтра. И мы придумаем, как выпустить тигра. Нужен план.
Послышался женский голос:
— Сисси? Девочка! Как тебя сюда занесло?
Мама Сикстины вылезла из машины и направилась к ним. Она чуть покачивалась на высоких каблуках. На каблуках вообще непросто ходить по гравию, которым усыпаны дорожки и стоянка перед мотелем «Звезда Кентукки». Волосы у женщины были тоже соломенного цвета, даже посветлее, чем у Сикстины, и забраны в высокий пучок над затылком. Когда она повернула голову, Роб узнал черты Сикстины: острый подбородок, острый нос, вот только рот был другим. Губы тоньше и жёстче.
