– Как тебе эта рубашка с этим костюмом? – спрашивала она. – Годится?
Или:
– Ты хотел бы взять с собой чёрный котелок? Он тебе очень идёт. Берём?
И вот наконец одним прекрасным майским утром Эдвард с Абилин и мистер и миссис Тюлейн оказались на борту корабля. Пелегрина стояла на пристани. На голове у неё красовалась широкополая, украшенная цветами шляпа. Пелегрина не сводила с Эдварда тёмных сверкающих глаз.
– До свидания, – закричала Абилин бабушке. – Я люблю тебя!
Корабль отчалил. Пелегрина помахала Абилин.
– До свидания, юная леди, – закричала она, – до свидания!
И тут Эдвард почувствовал, что глаза у него повлажнели. Наверное, на них попали слёзы Абилин. Зачем она прижимает его к себе так сильно? Когда она его так тискает, у него всякий раз мнётся одежда. Ну вот наконец все оставшиеся на берегу люди, включая Пелегрину, скрылись из виду. И Эдвард об этом ничуть не жалел.
Как и ожидалось, Эдвард Тюлейн вызвал немалое любопытство всех пассажиров парохода.
– Какой занятный кролик! – Пожилая дама с тремя нитями жемчуга на шее наклонилась, чтобы получше рассмотреть Эдварда.
– Спасибо большое, – сказала Абилин.
Несколько маленьких девочек, которые тоже путешествовали на этом корабле, бросали на Эдварда страстные, проникновенные взгляды. Наверное, они очень хотели его потрогать или подержать. И в конце концов попросили об этом Абилин.
– Нет, – сказала Абилин, – боюсь, он не из тех кроликов, которые легко идут на руки к незнакомцам.
Два мальчика, братья Мартин и Эймос, тоже весьма заинтересовались Эдвардом.
– А что он умеет делать? – спросил Мартин у Абилин на второй день пути и ткнул пальцем в Эдварда, который просто сидел в шезлонге, вытянув длинные ноги.
– Ничего не умеет, – ответила Абилин.
– Он хоть заводной? – спросил Эймос.
– Нет, – ответила Абилин, – он не заводится.
– А какой тогда от него прок? – спросил Мартин.
– Прок? Он же Эдвард! – объяснила Абилин.
– Разве это прок? – фыркнул Эймос.
– Никакого прока, – согласился Мартин. А потом, глубокомысленно помолчав, заявил: – Я бы ни за что не позволил, чтоб меня так наряжали.
– Я тоже, – сказал Эймос.
– А у него одежда снимается? – спросил Мартин.
– Ну конечно снимается, – ответила Абилин. – У него очень много разных одёжек. И пижама у него своя есть, шёлковая.
Эдвард, по обыкновению, не обращал внимания на все эти пустые разговоры. Дул лёгкий ветерок, и повязанный вокруг его шеи шарф красиво развевался. На голове у кролика была соломенная шляпа. Он думал, что выглядит потрясающе.
Поэтому для него было полной неожиданностью, когда его вдруг схватили, сорвали с него шарф, а потом и курточку, и даже штаны. Он услышал, как, ударившись о палубу, звякнули его часы. Потом, когда его уже держали вверх ногами, он заметил, что часы весело катятся к ногам Абилин.
– Ты только глянь! – воскликнул Мартин. – У него даже трусы есть! – И он поднял Эдварда повыше, чтобы Эймос мог разглядеть трусы.
– Снимай, – завопил Эймос.
– Не смейте!!! – закричала Абилин. Но Мартин стянул с Эдварда и трусы.
Теперь уж Эдвард не мог не обращать на всё это внимания. Он пришёл в полнейший ужас. Ведь он был совершенно голым, только шляпа осталась на голове, а пассажиры вокруг глазели – кто с любопытством, кто смущённо, а кто и откровенно насмешливо.
– Отдайте! – закричала Абилин. – Это мой кролик!
– Обойдёшься! Мне кидай, мне, – сказал Эймос брату и хлопнул в ладоши, а потом растопырил руки, готовясь ловить. – Бросай же!
– Ну, пожалуйста! – кричала Абилин. – Не бросайте. Он же фарфоровый. Он разобьётся.
Но Мартин всё-таки бросил.
И Эдвард, совершенно голый, полетел по воздуху. Только мгновение назад кролик думал, что самое худшее, что может приключиться в жизни, – это оказаться голым на борту корабля в присутствии всех этих незнакомых людей. Но оказалось, что он не прав. Гораздо хуже, когда тебя, голого, ещё и бросают, и ты перелетаешь из рук одного грубого, гогочущего мальчишки к другому.
Эймос поймал Эдварда и победоносно поднял его вверх.
– Назад кидай! – закричал Мартин.
Эймос занёс было руку, но, когда он уже собрался бросить Эдварда, на обидчика налетела Абилин и боднула его головой в живот. Мальчишка покачнулся.
Так вот и получилось, что Эдвард не полетел назад в протянутые руки Мартина.
Вместо этого Эдвард Тюлейн полетел за борт.
Глава шестая
Как умирают фарфоровые кролики?
А может фарфоровый кролик захлебнуться и утонуть?
А шляпа у меня всё ещё на голове?
Именно об этом спрашивал себя Эдвард, ещё не коснувшись водной глади. Солнце стояло высоко в небе, и откуда-то из далёкого далека Эдвард услышал голос.
– Эдвард, – кричала Абилин, – вернись!
«Вернуться? Интересно, как? Вот глупая», – подумал Эдвард.
Пока кролик летел вверх тормашками за борт, он умудрился краешком глаза посмотреть на Абилин в последний раз. Она стояла на палубе и держалась за поручень одной рукой. А в другой руке у неё была лампа – нет, не лампа, а какой-то сияющий шар. Или диск? Или… Это же его золотые карманные часы! Вот что держит Абилин в левой руке! Она держала их высоко над головой, и в них отражался солнечный свет.
Мои карманные часы. Как же я без них?
Потом Абилин исчезла из виду, а кролик ударился о воду, причём с такой силой, что шляпа с его головы всё-таки слетела.
«Ага, один ответ получен», – подумал Эдвард, глядя, как ветер уносит его шляпу.
А потом он начал тонуть.
Он уходил под воду всё глубже, глубже, глубже. И даже не закрывал глаз. Не потому что он был такой храбрый, а потому что у него просто не было выбора. Его нарисованные, незакрывающиеся глаза смотрели, как голубая вода превращается в зелёную… в синюю… Глаза смотрели на воду, пока она наконец не почернела, как ночь.
Эдвард опускался всё ниже и ниже и в какой-то момент сказал себе: «Ну, если бы мне было суждено захлебнуться и утонуть, наверное, я бы уже давно захлебнулся и утонул».
