Король взял себя в руки и снова глянул в подзорку. Лестница была более-менее прижата к стене и сынок мог ползти вниз, но насколько хватит силёнок?
– Мне надо быть в том проёме, – тихо попросил он кого-то, кто был рядом.
…Когда Алекс опустился вровень с окном, и бешеный океан пытался укусить его за ноги, он увидел печальные глаза деда.
– Сдаюсь, сынок, – сказал измученный король, и измученный Алекс шагнул в окно.
…А как же Алекс очутился на лестнице? Да очень просто. Стражник позарился на стекляшку для глаз, в которую временами смотрел «королёныш», как называли принца подвыпившие караульщики. Действительно, этот драгоценный камень кастар, из породы кеволимских самоцветов, стоил целое состояние. В благодарность не вяжущий лыка стражник, сладко заснув на пороге открытой камеры с кастаром в кулаке, открыл Алексу путь к свободе. Зайдя в соседний бокс, тот увидел в стене дыру, а под ней свёрнутую в клубок верёвочную лестницу. Спуститься по винтовой лестнице внутри башни, конечно, было бы безопасней, да бесполезней – там наверняка стража. А впрочем, Алекс не об этом думал. Он думал: на острове праздник, а значит, наверняка, дед, а значит, он увидит его, и… надо ему доказать, что он не хухры-мухры! Вот это и подвигло его не по винтовой лестнице спуститься, а вылезти наружу и повиснуть над водяной бушующей пропастью…
…– Сдался тебе этот задрипанный герцог. И земли-то у него с гулькин нос. И дочка-то у него толстушка необразованная! (Как Алекс угадал!) – Это бабка-королева, дочитав очередной фолиант, решила принять участие в судьбе внука.
– Он мой старинный товарищ, – насупившись, оправдывался король, стоя посреди библиотеки, королева же сидела в кресле, – ты прекрасно знаешь о том, что мы не раз вытаскивали друг друга из лап смерти!
– И потому ты решил засунуть в эти лапы единственного наследника!
– Да он сам едва не свёл меня в могилу своим сумасбродством. Если б ты видела, как он висел над ревущим океаном…
– Бедный Алекс! Отпусти ребёнка. Пусть едет.
– Но она ведьма! Ну, может, не она, а бабка…
– Пусть! Любовь всё покроет и исправит. Ах, если б я вышла за того, за кого меня прочили родители, то что бы было, а?
– Ну и что бы такое страшное было? – пожал плечами король.
– Я бы никогда не встретила тебя, и была бы глубоко несчастна! Эх, ты!.. В общем, не лишай мальчика шанса.
Дед немного подумал, что такое «шанса», похоже на «счастья», но решился возразить начитанной бабке:
– Я дал честное рыцарское слово, вот и всё.
– Любовь важнее честного слова! И потом, – вдруг влетела ей в голову мысль, – ты же его не нарушишь.
– Как это?! Я не понимаю.
…– Ах ты, худышечка моя, какая ты умная! – сказал он в конце разговора, обнимая супругу за тонкую талию.
…Дня через два, ночью, Алекс нашёл на конюшне запряжённую лошадь, меч, копьё и колчан со стрелами. В котомке золотые и серебряные монеты, еду, вино. Никто не сопровождал его, но никто и не чинил препятствий, он был как бы сам по себе.
– Я не смогу послать с тобой охрану, ведь я НЕ ЗНАЮ, что ты убежал из замка, я ведь ХВОРАЮ, – сказал накануне дед, весело подмигнув бабке. – Это опасно, без охраны, но по-другому не получается. И никто не остановит тебя на нашей земле, как беглеца. Эту работу мы с бабулей проделали.
На запястье Алекса был надет серебряный браслет с выбитым на нём ключом: вчера он был посвящён дедом в рыцари-ключеносцы.
– Когда ключ станет красным, то есть как бы наполнится кровью, а сам браслет почернеет, это будет означать, что я при смерти, или уже умер, и ты должен будешь вернуться немедленно, чтобы вступить во владение кеволимской землёю, а главное – Ключом Разумения. Дай мне честное рыцарское слово, что исполнишь это. Я захвораю на два-три дня, дольше не могу, за это время ты должен ускакать как можно далее, ведь потом я пущу за тобой розыск и погоню.
Принц дал слово, и король лёг «хворать».
А Алекс, поцеловав в уста свою нагрудную Кэт, поскакал навстречу любви, или смерти, беспрепятственно выпущенный по как бы забытому и не поднятому на ночь мосту через ров. И только шут Квиллин махал ему вслед с высокой стены. А дед с бабкой просили за него Неведомого Единого Бога, Шкатулку с Именем которого всю молодость искал по городам и весям дед, и которому молился, вися над морем с детства наученный молитве внук. Может, благодаря этому он и скакал сейчас живой, а не кормил рыб на дне.
Глава вторая
Смешной король и принцесса Кэт
Поместье Смешного короля располагалось прямо посреди степи, на так называемой Солнечной равнине. У входа в ограду путника встречали три кривые, отживающие свой век ели со старой рыжей хвоей. Были и ещё кое-какие насаждения, но в основном везде царствовало солнце и выжженная им трава. Всё это находилось гораздо южнее кеволимских земель, и замок короля был более похож на большой дом под зелёной крышей, и вокруг под такими же крышами стояло несколько домиков местной знати. И пара бедных деревень прилегало к поместью. Самым высоким строением была каланча, с которой смотрели, где что горит и кто куда скачет. Не было ни высоких стен, ни грозной стражи, но почему-то враги обходили «смешные» владения стороной. Ходили слухи, что никто не может войти сюда с дурными намерениями, ибо так наколдовала когда-то покойная бабка принцессы, которую кто-то звал злой ведьмой, а кто-то доброй феей. Во всём этом была тайна, которая тоже, помимо принцессы, притягивала сюда множество молодых людей. Привлекал внимание и сам король. Последние годы, после смерти первой жены, он ходил в маске. (Теперь он был женат вторично, и даже имелась от нового брака годовалая – ах! ах! – опять дочка, а не наследник!) Но ходил он в маске. Дело в том, что лицо его было настолько смешным, что без маски он не мог отдать никакого приказа подданным, потому что при виде его лица они не могли до конца выслушать ни одного его повеления, сразу начинали смеяться, хохотать и даже ржать! Король был очень добрым, но однажды он до того рассердился на камердинера, который не мог без смеха его ни одеть, ни раздеть (король ходил тогда ещё без маски), что отдал приказ палачу отрубить ему голову. Но казнь не состоялась, потому что камердинер продолжал заливаться смехом и на плахе, а у палача от хохота топор в руках ходил ходуном и он никак не мог попасть по шее лежащего и трясущегося от смеха приговорённого. Впрочем, скорее всего это лишь легенда. И уж наверняка было выдумкой то, что когда Смешной король начинал говорить, у него изо рта сыпались конфетти, вылетали воздушные шарики и даже фейерверки. И все якобы сначала пугались, а потом начинали веселиться. Ну не бред ли?!
Приёмная зала была освещена достаточным количеством свечей, и это было хорошо, достойно; но к приезду женихов не всё успели подновить, и поэтому немного пахло краской, так что некоторые принцы морщили привередливые носы.
Объявили короля: «Эдвард Первый Свирепый», – так, оказывается, его звали. Алекс собрался изо всех сил, чтобы не рассмеяться и почувствовал, что и рядом как-то напряглись. В залу вошёл, или скорее вкатился толстячок – шарик в маленькой короне на очень круглой голове. Чёрные волосы из-под короны торчали стоймя, жёсткая бородка изрядно посеребрилась. Лицо же… невозможно сказать, было ли оно смешным, потому что его закрывала серебряная маска, притом такого свирепого вида, что как-то не вязалась с кривенькими ножками и пухленькими ручками, и это несоответствие просто не могло не вызвать улыбки. И вся зала мило заулыбалась. Король заговорил. Голос был мягок и необыкновенно добродушен, и вселял какой-то покой, так что многим почудилось, что они не на чужбине, а в родном отчем дому. Король поблагодарил всех, кто откликнулся на его призыв, он не ожидал, что будет столько достойных молодых людей, он даже в некоторой растерянности, куда их расселять – и мило хохотнул.
