… Расписанный цирковыми картинками поезд, состоящий из двух сцепленных меж собой крытых фургонов, запряжённый двумя парами самых упитанных в Деваке коней, правда, разномастных, вёз танцовщицу Суок, Ревтута, красавицу Светлину, мальчика «подай-принеси», двух кучеров – один мог показывать фокусы! – и клоуна-карлика Августа Второго, по кличке Закусь. Да, ещё попугай и обезьянка. Суок плясала на канате и жонглировала, а ещё они совместно с Ревтутом, который был назначен директором поездки, распевали смешные куплеты про трёх свергнутых жирных свиней, то есть про толстяков – это и был «революционный уклон». Светлина крутила халахуп и работала с животными. Закусь пытался клоунничать, но получалось не смешно. Вообще-то он попал в поездку только благодаря тому, что Тибула ещё подростком принял в свой балаганчик его отец, великий клоун, носивший царское прозвище Август. Он cделал из сопливого деревенского мальчишки великого канатоходца. Не мог же товарищ Исидор отказать бездарному сыночку, хоть Суок с Ревтутом и роптали. А Закусь не мог не поехать, ибо тайно был влюблён в Светлину. Рождённый от карлицы, он унаследовал её рост и злобный нрав. Август любил свою сварливую жену, и не терял надежды приобрести от неё ребёнка нормального роста, каким был сам. И, спустя аж двенадцать лет получил… ещё одного карлика. Вы с ним уже знакомы. Это Пупс. Так что Закусь-старший, брат Пупса, здесь предстаёт перед нами уже пожившим сорокалетним мужчиной.
Наш же герой, Алекс Гистрион, разбавлял цирк лирическими балладами, от которых бывали в слезах не только представительницы женского пола. Он пел про себя, про Кэт, но где её искать, совершенно не представлял, и молился Неведомому Богу, чтобы Он устроил их встречу. «Девчушка-пичужка, пичужка-девчушка, где она, где ходит-летает?» – бубнил про себя Гистрион.
А на одном из выступлений, в тёплый весенний денёк, случилось вот что. Во время печальной песенки о пропавшей принцессе, когда Гистрион то молил, то требовал «Ну, найдись же! Ну, явись же! Я без тебя умру!» на заднем плане сцены появилась… Светлина.
Гистрион этого не видел, но слышал, что зритель как-то странно замер и стал смотреть ему за спину, там явно что-то происходило. Алекс медленно повернулся и открыл рот: прямо перед ним стояла и кротко улыбалась рослая белокурая красавица. Гистрион позабыл слова собственной песни, но механически продолжал играть на лютне, а новые слова сымпровизировала Светлина, она же «пропавшая принцесса». И это был талантливо поэтически, безукоризненно по пению, а главное, финал получился счастливым: «Вот я. Я нашлась, любимый!» Были бешеные овации, крики «БРАВО-БИС» и свист довольных мальчишек, когда Светлина, взявши Гистриона за руки, изящно, как и подобает принцессе, и всего на одно мгновение коснулась своими губами его губ. Принц Алекс покраснел, как революционный флажок. Директор Ревтут закрепил этот момент, и с тех пор Светлина стала выходить во время этой песни. Единственно Гистрион сначала просил не целовать его, ему казалось это изменой Кэт, но Ревтут заметил, что с поцелуем публике нравится больше – и директорскою властью настоял на своём. Гистрион смирился и покорно терпел прикосновение чужих губ, но сам на поцелуй никогда не отвечал.
Впрочем потом, уже к середине лета, он привык к Светлине и даже совершал с ней сначала короткие, а потом всё более продолжительные прогулки наедине. Карлик, естественно, плохо это переваривал, поэтому, когда получалось, всегда подсматривал, или хотя бы подслушивал за ними из кустов – контролировал ситуацию.
Сначала Гистрион молчал, Светлина рассказывала о себе, о том, как её когда-то украли в детстве, и она из далёкой Руссии, находившейся где-то на северо-востоке Середневековья, оказалась в Деваке. А вот о своих любовных интересах теперь она молчала, впрочем Гистрион знал, что она – несостоявшаяся невеста Метьера. Потом, мало-помалу он тоже разговорился, и выложил в результате всё, так что она его теперь знала лучше его самого! А он… влюбился в конце-то концов – живой же он был человек, и ещё молодой – и о Кэт старался не думать. Вернее, он думал, что, мол, Кэт это одно, а Светлина совсем другое, а ч т о одно и другое, в это он старался не вникать.
Что же касается Светлины, то она не случайно вышла на сцену во время песни, вышла она после того, как получила подтверждение от Закуся, (кое-что она уже знала от Метьера), что Гистрион не просто сочинитель песенок, которые ей, кстати, не нравились, а что он действительно принц и наследник обширных земель и недр с драгоценными рудами. Не знаю, насколько ей нравился сам Гистрион, но она очень захотела стать королевой!
И тут появилась «пичужка». Это была ворона. Но какая-то странная. Будто и не ворона. Во-первых, она никогда не каркала. Она постоянно летала за цирковым поездом и терпеливо высиживала все представления. И хоть бы раз сказала «кар-р». А во-вторых, на всех привалах она садилась на какой-нибудь сучок, чтобы видеть Гистриона, и сверлила его своим карим глазом.
– Опять твоя головёшка кареглазая прилетела, – злобствовал карлик. Ему не нравилось, что обычно в это время отдыха с Гистрионом рядом находилась Светлина.
– Это не ворона, у вороны таких глаз не бывает! – недоумевала Суок.
Сначала Гистрион не понимал, что ворона смотрит именно на него. Потом заметил: стоит ему пересесть на другое место, она за ним – сядет напротив, клюв в сторону, а глазом буравит, буравит. На одном привале, когда все отдыхали под раскидистым платаном после сытного обеда, устроенного для них щедродательным феодалом, карлик сказал:
– Чего она от нас хочет, эта молчаливая тварь?! Самим жрать нечего! – соврал он, и запустил в ворону камень. Ворона подпрыгнула и распахнула клюв. А из клюва донеслось не ожидаемое «карр» – нет! – это был какой-то жалобный протяжный всхлип, похожий на крик чайки. Все встрепенулись.
– Стоп! – заорал, как резаный, карлик. – Это что, ОНА крикнула, эта ВОРОНА?!
И, как бы в подтверждение этого, птица принялась летать над платаном, жалобно по-чаячьи крича.
– Это готовый номер и ошеломительный успех! – заорал, брызжа на всех ядовитой слюной карлик. – Чайковорона! Такого не знал ни один цирк мира! Ловите её!
– Зачем её ловить? – сказала Светлина. – Милочка, спустись к нам. Мы просим у тебя прошения за необдуманный гадкий поступок! – крикнула она вороне, гневно сверкнув на Закуся своей голубизной. – Ворона тут же села на нижнюю ветку.
– Вот что значит истинная укротительница! – подольстился карлик.
– Вы смотрите, какой у неё обиженно-осмысленный взгляд, – продолжала Светлина. – Милочка, если ты меня понимаешь, перепорхни вон на тот сучок. Пожалуйста, – добавила она, увидев, что ворона колеблется. – А теперь скажи почтеннейшей публике, сколько будет два плюс два?
Четыре жалобных чаячьих крика вылетели из раскрытого вороньего клюва!
Суок, так и не переставшая быть маленькой девочкой, хотя ей было уже девятнадцать лет, и на лице появились морщинки от частого употребления гримировальных красок, захлопала в ладоши.
– Здорово! – крикнул Ревтут.
– Очаровательно, – сказала Светлина. – Мы будем с тобой выступать. И звать я тебя буду… Очароной. А теперь… Питер, отбери у Попки немного зёрен, – обратилась она к общему мальчику – слуге, – пусть Очарона…
