— У меня имеется хранитель.
Портной стиснул зубы и вернулся к шитью. Нет, мне определенно здесь начинает нравиться.
Разворот к лорду Эйну и ласковым голосом:
— Ну-с, приступим к отработке вашей речи.
— Что? — не понял он.
Как маленький, честное слово.
* * *
В общем и целом я была права, описывая ситуацию лорда Эйна — он упал ниже некуда для человека его положения. Пока самого лорда одевали, а мне укладывали волосы по зандаратской моде, я просматривала корреспонденцию нового начальника и приходила к неутешительным выводам: вчерашняя невеста была действительно его последним шансом на устройство семейной жизни. Просто род у давешней снежинки был Йартау и имел немалый вес в обществе, и если до вчерашнего дня лорду поступали приглашения на чай там и так, просто посидеть выпить в домах, имеющих отношение к этим Йартау, то сегодня валом повалили отказы. Проходящий мимо своего кабинета, в котором мне и творили причесон, шеф рявкнул: «Все сжечь!» Разбежалась, уже печку топлю, ага.
— Лорд Эйн, — укоризненно начала я, — что ж вы так, врагов ведь надо знать если не в лицо, то по именам точно.
Вернулся, постоял в дверном проеме, буравя взглядом меня и доводя до нервной дрожи моих парикмахеров.
— А что? — невинно поинтересовалась я. — У вас память настолько безупречная, что вы и так запомните?
Выругался, развернулся, ушел.
* * *
Спустя час я в красивом черном платье с серебристо-перламутровой оторочкой стояла возле лужи. Такой основательной лужи в ледовом зале, где таких луж имелось восемь штук. И вокруг них была расплескана вода, и пол вообще оказался ледяной, а я в легких туфельках, тех, в которых меня и взяли в любовницы и…
— И где эту сосульку породистую носит?! — психанула наконец я.
Просто стою одна посреди зала с лужами, вокруг никого, только ветер свистит ледяной да из-за поворота на лестницу прислуга снежнолордовская выглядывает с надеждой, что… ну что утону где-нибудь здесь. А Эйна нет! И главное, сам торопил, мне последний локон в три руки завивали, причем это были дрожащие от ужаса руки, шефу ведь надо было не просто поторопить, а проорать громовым голосом «Виэль, время!!!» Так что приятного мало, болезненного и дергательного для моих бедных волос много. Зато прическа мне шла. Определенно, все эти завитушки создавали очаровательный образ, плюс мне всегда шли темные платья, плюс… мне вдруг стало отчетливо недоставать снежика. Странно. Нет, я злюсь, вся в нетерпении и ожидании и носком туфельки нервно постукиваю по льду, но… ненормальное какое-то томление внезапно возникло где-то в груди. Тоска, до слез доводительная. Печаль… И мир как-то разом сузился и зрение внезапно стало концентрироваться на всем белом и…
И тут вода в луже расступилась и из нее восстал лорд Эйн. И на душе сразу так спокойно сделалось, словно вот и все, он рядом, все хорошо и… Это вообще что со мной?
На фоне размышлений о собственных ощущениях, как-то упустила тот момент, что снежный из лужи явился весь совсем сухой, а вот вода в этом ледяном озерце заколыхалась и заблестела как ртуть.
Стою, обдумываю, лорд Эйн с какой-то коробочкой в локоть длиной подошел, окинул вопросительным взглядом.
— Что? — враждебно интересуюсь, думая, «Какой же он красивый!»
Нет, объективно говоря, краше шеф не стал — все такой же бледненький, тощенький, красноглазый, разве что волосы уложены в элегантный хвост так, чтобы одна прядь, свисая, прикрывала чуть левую сторону лица, но по внутренним ощущениям — смотрела бы и смотрела, причем восхищенно и восторженно…
— Странно, — Эйн стоял и хмурился, — ты почему не бросаешься мне на шею?
Оу.
— А нужно? — сильно удивилась я.
— Остальные бросаются, — сообщил он.
То есть все вот это томление в груди при отсутствии этого сугроба, это все тоже результат их влияния на нас, бедных женщин. Вспомнились тощие, как былиночки полюбовницы этого красноглазого бабника, решила, что, как вернусь, буду разбираться. Не то чтобы я против любовниц у шефа, но не за эротическую тиранию снеголордовскими феромонами.
— Виэль, на тебя вообще не действует? — Он все еще сильно изумлялся.
Тормоз, как есть тормоз.
— Броситься вам на шею? — ядовито поинтересовалась я.
— Желательно. — Лорд Эйн явно чувствовал себя несколько неуверенно от моей холодности и сдержанности.
— Ладно, — согласилась.
Мне не сложно, если ему приятно будет.
Шеф демонстративно раскрыл объятия. Бросилась к нему, чуть поскользнувшись и потому практически упав, обхватила белую шею руками, сжала, потрясла даже немного, ну чтобы ему приятно было.
— Виэль, — прохрипел этот, — ты душишь.
— Что, правда? — сделала я изумленный вид.
— Представь себе! — прошипел он. — И да — выражение «бросаться на шею» имеет несколько иное значение, нежели душить своего работодателя!
Вот как мы заговорили.
— То есть все-таки работодателя? — с ехидным прищуром переспросила я.
Мои руки молча убрали от снеголордовской шеи, после чего с тяжелым вздохом лорд Эйн произнес:
— Иного пока не остается. Что ж, бывает, возможно, ты полукровка и на тебя подействует позже.
То есть это я тормоз? Ну-ну.
— Прекрасно выглядишь, — неожиданно перешел к комплиментам лорд Эйн.
После чего жестом фокусника распахнул черный футляр, и я на миг зажмурилась от сверкания драгоценных камней. Это были бриллианты! Редкой красоты и чистоты камни, ограненные столь виртуозно, что сияние практически ослепляло, это… мне?!
— На приемах подобного уровня дамам следует появляться в украшениях, — как-то буднично сообщил шеф, доставая ожерелье.
— Надо так надо, — согласилась я, поворачиваясь к нему спиной и придерживая локоны, чтобы ему удобнее было застегнуть.
В следующее мгновение на меня ожерелье никто не надел. Нет, вместо этого сугробик решил пройтись холодными пальцами по моей шее!
— Щекотно, — недовольно сообщила ему.
Пальцы сменила нежно обнявшая шею ладонь.
— Холодно.
Снова пальцы, потом ладонь.
— Щекотно и холодно! — развернулась к лорду Эйну. — Слушайте, я ожерелье сегодня получу или нет? Или вы специально сейчас время тянете, чтобы на коронацию новой селедки не являться?
С тяжелым вздохом снежка развернул меня, водрузил тяжелые камни на шею и глухо поправил:
— Сэльда.
— Селедки, — не согласилась я. — Следующим сэльдом будете вы, а он селедка.
Холодные пальцы, поправлявшие ожерелье на мне, дрогнули.
