Вновь умолкнув, лорд Эйн сделал еще глоток и грустно заметил:
— Но привыкнуть можно ко всему, и постепенно я привык к фальшивому поклонению, к постоянной похвале, льстивым заверениям в моей исключительности, к тому, что я избран самими льдами. Привык к тому, что откровенность — роскошь мне недоступная. Единственным, с кем я мог говорить открыто, был мой старый учитель, сэльд. И он был счастлив, что льды избрали одного из его учеников…
— А сколько всего было учеников? — Интересно же.
Зато ответ потряс:
— Тысяча восемьсот девяносто четыре.
— Сколько?!
— Сэльд предпочитал держать все под контролем и желал, чтобы следующий правитель Зандарата непременно унаследовал его взгляды на мир, его честь и благородство, его мировоззрение и политические устои, — лорд Эйн пожал плечами, — поэтому в ученики взял всех сыновей подходящих родов.
Вот это номер…
— Короче, перестраховщик был ваш сэльд, — сделала я вывод.
Снежный никак не прокомментировал мое высказывание, решив, что важнее продолжить свой рассказ:
— Когда сэльдине Юалии исполнилось двадцать восемь, она была представлена ко двору.
— Не поздно ли? — уточнила просто из любопытства. У нас как бы совершеннолетие пораньше наступает.
Лорд Эйн пояснил:
— Это возраст, с которого нам дозволяется спиртное.
Я посмотрела на него, посмотрела на бутылки, поняла, что по снежиковским меркам мне как бы еще нельзя, а потому торопливо подтянула вино поближе, недвусмысленно намекнув, что не отдам, и торопливо перевела тему на более интересный момент:
— Вы влюбились?
Но, с сомнением поглядев на меня, лорд Эйн вопросил:
— Виэль, вам ведь еще нет двадцати восьми?
— Шеф, даже не думайте, без спиртного на должности вашего секретаря я просто не выживу, так что… Короче, что там дальше было?!
Видимо, решив махнуть рукой на то, что спаивает малолетку, Эйн продолжил:
— Да, я был безумно влюблен в Юалию. Всепоглощающе. Восторженно. Она казалась глотком свежего воздуха среди легко доступных леди, что были готовы остаться наедине со мной с первого моего взгляда… В те времена я был любимцем женщин.
— Ну, можете быть уверены, что эти времена уже вернулись, — догадываясь, что повлечет за собой сегодняшний отказ передать корону Харнису, уверенно заметила я.
— Вы думаете? — оживился мой начальник.
— Более чем, — заверила его.
Потом вспомнила его выходку с леди Йартау и, простонав, выпила снова.
— Виэль, что вас так расстроило? Харнис?
Я промолчала, недовольно глядя на начальство, и сделала еще глоток. Потому что иногда лучше пить, чем говорить.
И тут лорд Эйн неожиданно резко, словно порыв урагана, рванулся вперед, ко мне, замер, держась за решетку ледяными пальцами, от которых по железу вверх и вниз узоры изморози пошли, и прорычал:
— Лавина раздери! Виэль, если я вам приволоку его голову, вы успокоитесь?
С некоторой заторможенностью, свойственной совершенно пьяным людям, я поняла — принесет. Прищурилась, глядя на шефа, икнула, понимая, что кто-то уже упился, и подавшись вперед, ближе к снежику, но не так, чтобы достал, поинтересовалась:
— А что потом?
Задумался, убрал ладони с решетки, сел. Поднял упавшую бутылку, брезгливо стряхнув капли пролившегося вина, посмотрел на меня и неожиданно спросил:
— А какая разница?
Посмотрела в ответ, пожала плечами, поняла, что шатаюсь, легла на бок, подоткнув платье, чтобы поудобнее было, подперла голову согнутой в локте рукой и, сделав еще один глоток, ответила:
— Да никакой. Только учтите — сдадитесь, проиграете этому Харнису, и я вас уважать не буду.
С этими словами рука моя опустилась, бутылка с тихим звоном легла спать, но прежде чем я осознала, что вино подтекает, потому как до половины все же не допила, я уже тоже спала.
В тишине.
* * *
И вот сплю я, сплю, и сквозь сон слышу неожиданное, сказанное женским голосом:
— Девчонку нужно убить.
Нехилый себе такой сон.
— Она плохо влияет на солдафона.
— Это уже все поняли.
И тишина.
Я вообще могла бы сделать вид, что сплю, но как-то привыкла смотреть в лицо проблемам, а потому резко и неожиданно для врагов села.
Искрящаяся, как снег на морозе, ледяная леди в белоснежном платье с высоким воротом, подпирающим ее белоснежную прическу, ойкнула от неожиданности, развернулась и бросилась прочь, прикрываясь веером. Зеленомордый мужик, кажется из обслуги дома, охнул и тоже попытался скрыться в сумраке. Я была несколько не «за», но и преследовать его поостереглась, а потому заорала не своим голосом:
— Ше-е-е-е-еф!
Видимо, потому, что орала не своим голосом, начальник и не примчался на зов подчиненной. Ну ничего, не проблема. Подскочив, подбежала ближе к решетке и заорала уже более вменяемо, родным фальцетом:
— Ва-а-а-а-а-альд!
И тишина в ответ! То есть меня тут убивают! Убивают же! А он?!
Срывая с себя испачканное вином платье, чтобы не мешало, я, прыгая на одной ноге, со второй платье никак не сползало, схватила все еще валяющуюся на полу катану, вытащила из декольте ключ, и ринулась к двери с воплем:
— Убива-а-а-а-ают!
Зеленомордый мужик, который, оказывается, далеко не ушел, икнул и… бросился прочь. Но я уже отперла дверь и теперь неслась вслед за ним на каблуках, с катаной наперевес и нарастающим:
— Ууууубииииивааааааюююют же-е-е-е! Стоять!
Какой стоять — этот припустил втрое быстрее, у меня даже не было времени остановиться и туфли скинуть. Зачем я вообще их снова надела?!
А индивид мчался по лестнице, перескакивая сразу две-три ступени и не оставляя мне даже шанса себя догнать! Да что это вообще такое?!
— А ну стоять! — вопила я, мчась следом. — Стоять и убивать меня! Быстро, кому сказала!
Зеленомордый теперь по четыре ступени зараз перепрыгивал, более того — припустил так, что начал увеличивать дистанцию.
— Ва-а-а-альд! — ору, пытаясь тоже ускориться. — Ва-а-а-а-а-альд, меня убива-а-а-а-ают!
Зеленомордый споткнулся, даже не знаю с чего, обернулся, глядя на меня округлившимися потрясенными глазами, и снова побежал!
Я за ним!
Он выскочил на первый этаж, захлопнул дверь, провернул ключ…
Я доскакала до двери, сделала свое коронное «разомнись плечо, размахнись рука», и дверь пала! Грохнулась на пол просто-таки, а за ней обнаружился потрясенный зеленомордый и еще штук двадцать слуг, видимо сбежавшихся на мои вопли, потому что у кого что в руках было — у кого гвозди и молоток, у кого иголки и нитки, а у кого и обломки моей позавчерашней деятельности, то есть, видимо, в доме шефа ремонт шел полным ходом. И вот у них там ремонт, а на меня тут покушаются!
