О. С. Любатович вспоминала: «У нас бывал Кибальчич, Богородский (через которого велись сношения с крепостью) и другие… Кибальчичу иногда приходилось, бывало, оставаться у нас по часу и больше, поджидая кого-нибудь; но он всегда был так поглощен какой-то думой, что не было ни малейшей возможности расшевелить его, заставить разговаривать».
А вот точка зрения Л. А. Тихомирова: «Он также занимался денежной работой (литературной) и много читал по истории, социологии, политической экономии. Он обладал очень хорошей памятью и быстрым соображением, только при таких условиях ему и удавалось следить за наукой при таком незначительном количестве времени. Писал Кибальчич легко и очень хорошо, но мало – по недостатку времени».
Над поиском подпольной типографии упорно работала полиция, но ее поиски были безуспешны. В итоге Третье отделение пришло к выводу, что революционные газеты народовольцев издаются за границей: краска, бумага и оборудование были по своему качеству очень похожи на заграничные.
В декабре 1879 года арестовали Сергея Мартыновского, члена «Земли и воли». У него нашли печати для изготовления фальшивых документов и уже подделанные документы. По этим бумагам вышли на след супругов Лысенко, у которых располагалась типография. Через месяц полиция взяла типографию штурмом. Там обнаружили литературу по изготовлению взрывчатки, а также динамит и принадлежности для взрывных устройств – это были следы пребывания в типографии Кибальчича.
После разгрома этой типографии, которую называли Вольной типографией, начала действовать летучая типография, местонахождение которой оставалось неизвестным.
Взрыв в Зимнем дворце
Свободы гордой вдохновенье!
Тебя не слушает народ:
Оно молчит, святое мщенье,
И на царя не восстает.
Н. М. Языков. «Элегия».
Идея убийства императора в его же дворце возникла у террористов давно, но ее предполагалось воплотить в жизнь только в случае неудачи покушений на железной дороге. О плане убийства царя в Зимнем дворце знал очень ограниченный круг лиц. Итак, после нескольких безуспешных взрывов на железной дороге, народовольцы начали готовить покушение на царя в Зимнем дворце.
На первом этаже трехэтажного Зимнего дворца жили служащие, на втором – император с семьей, на третьем – придворные и фрейлины.
В 1837 году в здании дворца произошел пожар, практически уничтоживший второй и третий этажи. При восстановлении здания основательно укрепили стены и перекрытия, перегородки между комнатами сделали кирпичными. Это значительно усложняло задачу организации во дворце взрыва.
Главная ответственность за организацию взрыва лежала на Степане Халтурине. Он был выходцем из простого народа и прекрасным столяром.
Профессия Халтурина и помогла ему проникнуть в Зимний дворец. Во дворце была столярная мастерская, в которой трудились около ста рабочих, живших там же. Степан смог устроиться на работу в эту мастерскую через знакомых столяров. При этом документы он использовал поддельные – паспорт на имя Степана Батышкова.
Степан произвел хорошее впечатление на начальство да и столярничать был мастер, и вскоре ему стали поручать работы в царских покоях. Халтурин не терял времени даром и старался побыстрее ознакомиться с планом расположения комнат во дворце.
План покушения на царя Халтурин разрабатывал вместе с Квятковским. Они пришли к выводу, что удобнее всего будет взорвать царскую столовую. Комната, где жил Халтурин, находилась как раз под ней.
Зимний дворец после взрыва 5 февраля 1880 г.
Для взрыва необходимой силы требовалось большое количество динамита – несколько пудов. Пронести столько взрывчатого вещества во дворец представлялось делом крайне затруднительным. Единственным выходом было понемногу проносить динамит в очень малых количествах.
Халтурин сдружился с надзирателем за рабочими Петроцким, который давал начальству о Степане самые лучшие характеристики.
Динамит Халтурину передавал Квятковский в маленьких мешочках, а Степан проносил их под видом мешочков с сахаром и прятал в сундук. Всего у Квятковского было 20 пудов динамита, который оставил ему Кибальчич, уезжая в августе 1879 года в Одессу.
Но неожиданно 24 ноября Квятковский был арестован. Это произошло по вине Евгении Фигнер, которая навлекла подозрения полиции, отдав на хранение нелегальную литературу не в те руки. Нагрянул обыск. Квятковский и Фигнер жили вместе, и в их квартире было обнаружено большое количество динамита и план Зимнего дворца, на котором царская столовая была помечена крестиком. Крест можно было ставить и на скорейшей реализации плана покушения.
Во дворце усилились меры безопасности. Все отлучки служащих тщательно фиксировались. Входящих во дворец обыскивали. Доставлять динамит стало чрезвычайно трудно. Халтурин теперь прятал мешочек с динамитом на груди, когда входил в здание, и надеялся, что его запасы динамита не будут обнаружены. Теперь динамит Халтурину передавал Желябов. Часто Халтурину не удавалось сразу же спрятать динамит в сундук с бельем, и ему приходилось спать с динамитным мешочком на груди. Испарения динамита очень плохо сказывались на здоровье Степана: он пожелтел, высох, начал кашлять.
А динамит, который хранился у Желябова, был уже на исходе. Но в середине декабря приехал Кибальчич и занялся изготовлением нового динамита.
Динамит делали в квартире на Большой Подъяческой. Кибальчичу помогали Исаев, Якимова и Лебедева – хозяева квартиры. Атмосфера в квартире была невыносимой в физическом плане из-за отравляющих паров ядовитых веществ, плохого света и практически отсутствия вентиляции.
Даже в такой обстановке Кибальчич не забывал о своей мечте. А. Зунделевич вспоминал: «Как-то в начале 1880 года я случайно встретил Кибальчича на улице… Обычно мы не поддерживали контакта, так как оба были заняты очень секретной работой: я в тайной типографии, а Кибальчич – в тайной лаборатории, но тут вдруг неожиданно мы столкнулись нос к носу. Никаких шпиков поблизости не было. Ну, мы и поговорили. Я между прочим спросил Кибальчича, чем он сейчас занят. Каково было мое удивление, когда Кибальчич ответил: „Обдумываю проект летательной машины…“ Помню, я тогда подумал: „Уж не заговаривается ли он?“ Мне казалось, что Кибальчич несколько не в себе, объяснил это трудностями нелегальной жизни и революционной борьбы. Но, оказывается, Кибальчич совсем не заговаривался. Это обнаружилось год спустя, на процессе по делу 1 марта».
Кибальчич рассчитал, что для взрыва, который сможет убить императора, понадобится 15 пудов динамита. Халтурин же сумел пронести за все время своей жизни во дворце лишь 2 пуда. Теоретически при должном применении и этого количества могло хватить, но риски неудачи были велики.
Во время обыска в типографии в январе был найден подложный паспорт Степана Батышкова. Халтурин рисковал все больше и больше. Полиция теперь могла заинтересоваться его паспортом в любое время.
