«Что же ей посоветовать?» – напряжённо думал шоколадный человечек.
Так ничего и не придумав, шоколадный хозяин начал жалеть свою гостью. Ему очень хотелось утешить её. Та потихонечку полизывала его шоколад и успокаивалась. Уезжала она довольная, сияющая: пусть вопросов своих не разрешила, зато… хорошо посидели, вкусно!
Шоколад, конечно же, слегка истончился, но человечек не страдал от этого. Он ведь знал, на что идёт. А может, и убыло всего чуть-чуть как раз потому, что владелец не страдал, не беспокоился об убыли?..
Общаться с друзьями шоколадному человечку очень нравилось – возможно, это было единственное занятие, которому он отдавал душу и которое у него хорошо получалось. Возьмись он, к примеру, огород копать, так либо лопату сразу же сломает, либо вскопает кое-как, что и грядку нормальную сделать невозможно, не говоря уже об оставленных в земле корешках и сорняках. А если гвоздь попробует вбить… Тот обязательно или согнётся, или не в то место войдёт, или… палец долго будет напоминать человечку о его неудачном общении с молотком.
И всё же с общением тоже было не всё просто. Если толщина шоколадного слоя у человечка была близка к нулю (увы, случалось и такое), то гость начинал вызывать у хозяина раздражение, буквально выводить его из себя. Шоколадный человечек кричал, язвил, обзывался и попросту хамил.
– Что харю-то такую отрастил! – орал он, например, сдобному человечку.
Сдобный отвечал тоже совсем не «сдобно», и они, враждебно настроенные друг против друга, расходились с намерением как можно дольше не видеться.
Шоколадный человечек сам не понимал, почему так ведёт себя, ведь сдобный ему был вполне симпатичен. Некоторые человечки после такого общения отворачивались от него, не желая вступать с ним в контакт, который может обернуться конфликтом, или сухо здоровались при встрече.
Однако и в таких случаях находился кто-нибудь из друзей, способный проявить сострадание и заботу.
– Надо тебе побольше есть, – советовал ему бужениновый человечек, с сочувствием разглядывая его измождённую фигуру, – особенно сливочного масла, сахара, какао и орехов. Ведь человек есть то, что он ест!
«Вдруг действительно поможет», – думал шоколадный и послушно следовал рекомендациям друга. Обильное питание подкрепляло его силы и приводило к увеличению шоколадной массы, но никак не противодействовало её потере во время бесед с друзьями. А те заканчивались иногда совсем печально.
Старые приятели, которые нежданно-негаданно появлялись в его доме, – либо пшеничный с солёноогуречным, либо виноградный с плодово-ягодным, – не оставляли времени на размышление. Звенели стаканы, хрустели огурцы, и беседа набирала бешеные обороты. Хозяин терял не столько шоколад, сколько контроль над собой и потому считал, что отдыхает.
После такого «отдыха» диван на сутки оставался его единственным пристанищем.
«Нет, – мучительно шевелились мысли страдальца в голове, больше похожей на чугунную двухпудовую гирю, – человечек не есть то, что он ест… Человечек есть то, что он пьёт. И кто такую отраву придумал? Настоящие чернила!..»
В такие сумрачные дни болезни всего организма его обычно навещал солодовый человечек. Уже сам хозяин лизал гостя, и, случалось, так налижется, что не только голова переставала болеть, но появлялись вдруг силы продолжать «активный отдых».
Вслед за солодовым обычно появлялся либо пшеничный, либо плодово-ягодный человечек. Поскольку дружить с солодовым без пшеничного – всё равно что пускать деньги на ветер.
Товарищи по застолью не были душевными друзьями и шоколада в это время наш человечек не терял, хотя и не наращивал тоже.
После столь необычных противодействий потере шоколада на шоколадного обижались все человечки – и марципановый, и уксусный, и горчичный… Они избегали встреч с ним, словно презирая его (или это только казалось ему?). Когда обстановка становилась невыносимой, шоколадный человечек отправлялся в странствия. С его отъездом рвались дружеские связи, зато ему не надо было думать о своей шоколадной массе. Пшеничный человечек был рад составить ему компанию и приглашал провести время с шашлычными или, на худой конец, плавленосырными человечками.
Заканчивались такие странствия, как обычно, тоже диваном, но только не своим родным, а чужим, давно кем-то просиженным. Шоколадный человечек смотрел в чужой потолок и мучительно размышлял, как теперь смотреть в глаза друзьям. Что им сказать?.. Ведь они так хорошо относились к нему! Помогали, когда надо, переживали, если он болел или даже просто хандрил, делились с ним и горем, и радостью. А он!..
Ведь всё зависит от нашего отношения к себе и, соответственно, к людям: кого – себя или других – мы больше жалеем, сильнее любим. Шоколадный человечек начинал скучать по друзьям и чувствовал, что нет на свете людей ближе, чем они. В общении с ними он, конечно, теряет шоколад, частенько остаётся без сил. Но как можно дружить иначе – не отдавая себя другим до конца и постоянно жалея себя? Надо лишь научиться восстанавливать шоколад – и не водными процедурами или усиленным питанием, а тесным общением с Подателем шоколадных сил. И конечно, не заниматься самоедством. Ведь когда нет ни тягостных мыслей, ни пустопорожних переживаний, шоколад восполняется словно сам собой. Будто Податель – внутри нас.
Шоколадный человечек поднялся с дивана, избавляя свои бока от неласковых пружин, и направился домой. К друзьям, в которых он нуждался больше, чем в шоколаде.
Сверчок
Жил на свете сверчок. У него была маленькая ореховая скрипочка, которая висела над его кроватью. Время от времени он брал её в руки, начинал что-то наигрывать, но быстро прекращал, поскольку считал себя неспособным. Но он очень любил музыку – особенно ту, которая неведомым образом порой начинала звучать в его душе.
Когда сверчок был маленьким, его, как и всех других сверчков, учили скрипичной премудрости. Но, в отличие от собратьев, он никогда не мог повторить того, что от него требовали учителя. Это их сначала удивляло, ведь все сверчки – скрипачи от природы, потом стало раздражать. Юный сверчок иногда пытался изобразить что-то своё, но из-за неумения играть у него ничего не получалось. В конце концов преподаватели отказались от занятий с ним.
Так и остался сверчок неучем, повесил скрипочку над кроватью и стал заниматься домашними делами: не всем же на скрипках играть.
* * *
Он колол дрова и топил печку, носил воду и разгребал перед домом снег. Это устраивало всех, потому что домочадцы были заняты своими серьёзными делами. Отец играл на скрипке в оркестре и приходил домой усталый. Мать сновала по магазинам, обеспечивая семью пропитанием и всем необходимым. Бабушка сидела дома, но тоже не теряла активности. Она с неувядающим интересом обсуждала по телефону с подругами-пенсионерками музыкальные новости: где какие прошли концерты, кто как сыграл и кто что об этом думает. Сестра ходила в школу и обучалась музыке. Пока у неё получалось…
