Гарри подозрительно глянул на попугая, который теперь стоял на самом краешке стола, склонив голову набок. Мальчик отметил про себя крепкий клюв птицы и острые когти на серых лапах. Зажмурившись, Гарри вытянул вперёд руку.
— Привет, Мэдисон, — неуверенно проговорил он.
Попугай вспрыгнул мальчику на руку и спокойно зашагал по направлению к плечу. Оказавшись на плече, попугай ласково защекотал кончиком клюва ухо Гарри.
Мальчик открыл глаза и с облегчением выдохнул.
— Ты ему понравился, — сказала мама.
— Хорошая птица, — согласился папа.
— Привет, Мэдисон, — снова повторил Гарри, на этот раз куда более уверенным тоном.
Попугай ничего не ответил.
— Возможно, он заговорит, когда поест, — предположила госпожа Холдсворт. — Посади его в клетку, Гарри. Бедняжка, наверное, проголодался.
И правда, стоило Гарри подойти к клетке, как попугай спрыгнул с плеча и самостоятельно вошёл внутрь. Он жадно выпил всю воду из блюдца, а потом набросился на зёрнышки, то и дело поглядывая на Холдсвортов жёлтыми умными глазами.
Но, несмотря на самое доброе отношение семейства, попугай за весь вечер не промолвил и словечка.
— Жалко, — протянул господин Холдсворт. — Я думал, дядя Джордж научил его говорить хоть что-то за сорок-то лет.
— Наверное, этот попугай неговорящий, — предположила мама.
— Скорее всего, так оно и есть, — отозвался папа. — Ладно, Гарри, тебе пора на боковую. Спокойной ночи, дружок.
— Спокойной ночи, дорогой, — промолвила мама.
Гарри был уже на середине лестницы, когда услышал ещё одно пожелание хорошего сна:
— Спокойной ночи, Гарри.
— Спокойной ночи, папа, — ответил он и вдруг понял, что это не голос отца.
Незнакомец говорил резче и как будто бы в нос. Мальчик бегом вернулся в гостиную, родители уже ушли к себе в спальню. Только попугай в гордом одиночестве сидел на жёрдочке.
— Мэдисон, — неуверенно произнёс Гарри, — ты что-то сказал?
Глава третья
«Наверное, всё-таки это был папин голос», — думал Гарри, постепенно проваливаясь в сон, где попугаи говорили с ним на непонятных языках и он решительно не знал, что ответить.
Сон постепенно превратился в кошмар, где Гарри стал крошечным, как подсолнечное семечко, а огромный попугай гонялся за ним по всей клетке.
Гарри проснулся в холодном поту. На часах было пять тридцать. За окном начинало светать.
Он полежал в кровати ещё несколько минут, радуясь тому, что кошмар оказался всего лишь кошмаром. Но, вспомнив про попугая из сна, Гарри подумал о настоящем. «Ладно, допустим, дядюшка Джордж не научил Мэдисона разговаривать, но это ещё не значит, что я не смогу. Попугаи всего лишь подражают людям, у них нет своих мыслей, они просто копируют чужую речь. Значит, если всё время повторять одно и то же слово, попугай рано или поздно его запомнит. Думаю, сотни раз будет достаточно. А потом мы возьмёмся за следующее слово. Сегодня воскресенье, мама с папой встанут ещё не скоро. Самое время для первого урока. Но с какого же слова начать? Придумал! Я научу его говорить своё имя. Но было бы слишком просто научить его говорить „Мэдисон“. Это всё равно как если бы я говорил всем подряд „Гарри“. Нет, лучше сразу выучить его говорить „Меня зовут Мэдисон“».
Гарри вскочил с кровати, надел халат, вышел из комнаты и (в кои-то веки) медленно спустился с лестницы, как обычный человек. Поплотней закрыв за собой дверь в гостиную, он подошёл к столу и остановился перед клеткой.
Прильнув к прутьям, мальчик сделал свирепое лицо, совсем как у следователей гестапо из фильмов.
— Существует много способов заставить тебя заговорить, — процедил он сквозь зубы.
Попугай ответил молчанием.
Гарри тяжело вздохнул. «Сто раз, — подумал он про себя. — Мне нужно будет повторить слово сто раз, и тогда всё будет как надо». Припав к решётке в том месте, где, как ему казалось, у попугая должно быть ухо, Гарри громко и медленно заговорил, хорошо проговаривая каждый звук, словно его собеседник был туг на ухо: «Меня… зовут… Мэдисон».
Попугай задумчиво почесал лапой серую голову.
— Я понял, дружище, — сказал он вдруг совершенно отчётливо. — Какое, однако, невероятное совпадение. Видишь ли, меня тоже зовут Мэдисон.
Гарри так и застыл с раскрытым ртом. Он испытал одновременно целую бурю чувств: смущение, удивление, волнение.
— Что-то не так? — учтиво спросил Мэдисон. — Язык проглотил?
— Ты умеешь говорить, — просипел Гарри.
— Угу.
— Как человек!
— Естественно. Впрочем, какие-то различия в произношении у нас с тобой, конечно, будут. Я всё же вырос в Америке. Но что-что, а говорить я уж точно умею.
— Но… мне казалось, попугаи могут лишь повторять заученные слова.
— Всё зависит от того, кто их учил. Я, например, провёл полжизни у профессора лингвистики. Он ушёл в мир иной, но, парень, что это был за великий человек!
— Дядюшка Джордж!
— Ты племянник Джорджа Холдсворта?
— Нет, его племянник — мой отец, но я тоже зову его дядей.
Мэдисон снова почесал голову.
— Вот те раз! — воскликнул он. — Это всё объясняет. Меня засунули в какой-то ящик, отвезли в аэропорт, и через некоторое время я понял, что уже нахожусь в Хитроу. И тогда я сказал себе: Мэдисон Холдсворт, боюсь, что тебе судьбой уготован лондонский зоопарк. Но вместо этого я снова попал в семью. Парень, как я рад, что всё так счастливо обернулось.
Попугай возвёл глаза к потолку.
— А всё благодаря Джорджу, — с благоговением вымолвил он.
— А почему дядюшка Джордж назвал тебя Мэдисон? — полюбопытствовал Гарри.
— В честь Джеймса Мэдисона, четвёртого президента Америки с тысяча восемьсот девятого по тысяча восемьсот семнадцатый год. Он управлял страной сразу после Томаса Джефферсона и перед Джеймсом Монро.
— О, — только и сказал Гарри. — Но почему именно в честь четвёртого?
— Всё очень просто, — ответил Мэдисон. — Я был его четвёртым попугаем. Вашингтон скончался во сне, Адаме умер от пневмонии, а Джефферсона съела кошка.
Гарри распахнул дверцу клетки, и попугай вспорхнул на его плечо.
— Значит, это всё-таки ты вчера пожелал мне спокойной ночи? — спросил Гарри.
— Да. С языка сорвалось. А потом я решил, что утро вечера мудренее. Но когда ты завёл своё «Меня… зовут… Мэдисон», я уже не мог держать клюв на замке.
— А откуда ты узнал, что меня зовут Гарри?
— Так тебя называли родители.
— Конечно, глупый вопрос, прости. Просто очень сложно поверить в то, что ты всё слышишь и понимаешь. А что ты ещё умеешь, Мэдисон?
