– Да ничем ей Богу. Об этом, – Артур кивнул головой на Диму, – И говорить нечего. А я … И не только я один так. Понимаешь, раньше были законы, которые хоть как-то соблюдались, а теперь… Вот, например, нападет на тебя человек, и ты его убьешь, защищаясь. И что дальше? Тебя прикончат на месте без суда? Или что, просто отпустят? Тюрем то больше нет, есть только следственные изоляторы. За последний год не было ни одного преступления. Но я уверен, что скоро они будут, и как тогда поведут себя власти, будут убивать прямо на месте? Кто? Обычные полицейские? Насколько они будут разбираться на месте, кто прав, кто виноват? Если начнутся подлоги, подставят тебя и что – сразу в расход? Нет новых правил, никто ничего не анонсировал. Это сложно, это страшно. Не для всех конечно, но для тех чья жизнь лежит в разнообразных плоскостях, у которых может случиться форс-мажор. Эта подвешенность лишает будущего. У всех в этом городе есть только настоящее. И начинаешь задумываться, а есть ли у тебя это самое настоящее… Притом, что действительно за последние полтора года не было ни одного убийства, кражи, ничего, преступность снизилась до нуля процентов! Но все в ужасе, все боятся непонятно чего.
– А как ты думаешь, они должны были сделать?
– Ну смотри, я ведь знал, когда соглашался работать на них, чем кончится. Я согласен с методом основным. Но теперь чувствую незавершенность. Все решают мелочи. Я все жду выступления мэра или президента о том, что, мол, не беспокойтесь граждане, на улицах расстреливать никого не будут, процесс дознания остается прежним, только после всех необходимых доказательственных действий мы будем принимать жесткие меры. И еще хотелось бы, чтобы пообещали, знаю, это смешно: правительство – обещали, но в такие моменты даже пустые обещания принесут пользу и успокоение, в общем, пускай пообещают, что в ближайшее время других серьезных изменений не произойдет…
Максим рассказал о своей жизни на ферме, все умилились, разговор принял спокойное добродушное русло.
– Это он тебя так ненавидит? – спросил Максим у Димы о Артуре, который был мил и обходителен.
– Да, нужно его очень хорошо знать, чтобы разбираться в его чувствах.
– Да, я его ненавижу, – сказал Артур будничным тоном, – Я ненавижу тебя. Ты дурак и слабак. Из-за тебя она погибла. Сначала она мучилась, а потом ты ещё и убил её.
– Политика открытости, – пояснил Дима Максиму.
– Максим, зачем ты приехал? – перевел Артур тему.
– Я хочу отомстить.
Артур вопросительно приподнял брови.
– За храм, они сказали, что я террорист и построили такой же храм, только подписали своим именем.
– У тебя там заграницей жена и ребенок. Не лучше ли было тебе остаться с ними?
– Я не могу позволить, чтобы это сошло им с рук.
– Максим, тебе уже раз несказанно повезло. Все, понимаешь – все мертвы, кроме тебя. Так может хватить испытывать удачу?
– Они сказали, что я террорист, и никто не знает, что этот храм мой, я его создал, я его придумал, я.
– Твоего храма уже нет.
– Вот именно, есть только жалкая подделка. Я должен отомстить, я должен разрушить эту подделку, она просто глумится надо мной, я просто не могу жить, пока она там стоит. Это будто бы они принесли тебе девочку, одетую и похожую как две капли воды на Алину, и заставили бы жить с ней, но это была бы не она.
– Максим, я не друг тебе, я тебя не знаю. Но знаю точно одно – ты сейчас совершаешь огромную ошибку, тебя точно прикончат на этот раз. И все ради чего? У тебя там жена и ребенок, слышишь? Ты не умеешь быть удовлетворенным, да?
– Ты прав, ты не знаешь меня, и ты не знаешь видимо ничего о том, когда у тебя отняли самое дорогое.
– Я знаю.
– Алина? Ты ее любил?
– Почему у всех это вызывает такое удивление? В ком проблема, во мне или в ней?
– Максим, я помогу тебе, – сказал Дима.
– Ты? Мне? Зачем?
– А что мне еще делать?
– Мне не нужна помощь.
– Максим, ты все никак не можешь понять, ты не найдешь в этом городе взрывчатку.
– Я могу сделать ее сам.
– Чтобы взорвать целый храм тебе нужно дофига всего, в магазинах если купишь хоть что-то подозрительное…
– Но почему ты хочешь мне помочь?
– Не знаю, я просто не могу уже жить, как жил, а что мне еще? Я умею только лицедействовать, продавать наркотики, мутить сделки, все, что я умею в этом мире никому не нужно. Я бы воспользовался в последний раз знаниями, а потом, если вдруг у нас выйдет, ты уедешь обратно в свою Канаду?
– Да.
– А можно с тобой?
– Да, почему бы и нет.
– Супер.
– Вы оба идиоты, – покачал головой Артур, – Дима, если подпишешься – больше мне не звони. Я не хочу умирать вместе с вами.
– А как же Алина, ты не хочешь отомстить за нее? – спросил Дима Артура.
– Кому, тебе?
– Нет! Это не я! То есть не только я, но и они! Я хотел спасти ее, но они запретили, сказали, что одну невинную жертву общественность переживет!
– Только нигде в новостях о ней не упомянули. Говорят, что невинных жертв вообще нет. Послушайте, я не хочу умирать, вот и все. Да и сами вы в это вписываетесь не ради нее. Убирайтесь к черту, – Артур не повысил голос, так что не было понятно, действительно ли он хочет, чтобы они ушли.
Максим и Дима все же ушли. По дороге обратно к Диме рядом с парнями остановился черный джип, Максима затащили в машину и уехали, Дима пытался оказать сопротивление, но его оттолкнули, и он остался лежать на земле, успел только перевернуться на живот и запомнить номер уезжающей машины.
***
С головы Максима сняли холщовый пакет, перед ним сидел Виктор.
– Виктор?! Как?!
– Хочу спросить тоже самое у тебя. Я тоже думал, что ты мертв.
– Мы оба выжили при взрыве. Если бы я был девчонкой, сказал бы, что между нами есть особенная связь.
– Связь между нами действительно есть. Расскажи, что с тобой было.
– Они взорвали мой храм, я чудом остался жив, друзья вывезли меня заграницу, и там я пролежал в коме два года.
– Зачем вернулся?
– Отомстить.
– За что?
– За то, что опорочили мое имя, за то, что отняли у меня самое важное, что я сделал, а потом опошлили его. Я хочу взорвать храм, который построили заместо моего.
– А потом?
– Потом вернусь заграницу, если останусь жив, у меня там девушка и ребенок.
– То есть ты дашь пощечину человеку, избившему тебя и нассавшему тебе на лицо, и спрячешься?
– То, как ты это повернул, мне не нравится.