21.00 – смотрели пиротехническое шоу на набережной, во время которого были показаны их портреты высотой 80 футов [24,4 метра] на фоне американского флага».
По приблизительным оценкам, во время фейерверка Уилбур и Орвилл пожали руки более чем 5000 человек, и, как писала «Дейли ньюс», только «инстинкт самосохранения вынудил их прекратить это занятие».
Менее чем через 48 часов, когда празднества только-только завершились, братья отправились на поезде в Вашингтон, чтобы возобновить испытательные полеты в Форт-Майере. Об отправке самолета позаботились заранее. Чарли Тэйлор уже был на месте.
II.
Вечером 26 июня было очень жарко. Уилбур и Орвилл сидели в ожидании на направляющей дорожке, установленной на плацу в Форт-Майере. Рядом с ними стояла готовая к взлету белокрылая машина. Еще дальше, за протянутой вдоль края плаца веревкой, толпились почти 4000 человек, среди которых были хорошо известные в стране люди. По словам одного репортера, все они «рыли землю» в ожидании. Несколько сотен из них находились здесь с трех часов дня.
Сенат прервал свое заседание, чтобы сенаторы могли посмотреть полеты. Среди зрителей были также высокопоставленные военные, послы, сын президента Чарли Тафт, спикер палаты представителей Джозеф Кеннон, которому, как говорили, принадлежала фраза: «Сезам, открой подвалы министерства финансов».
Уилбур взял на себя ответственность проследить за тем, чтобы все было в порядке. Из-за жары он отказался от своего обычного костюма и галстука. Его руки и лицо были перепачканы, рабочие брюки покрыты масляными пятнами, а по лицу струился пот.
Об Орвилле потом написали, что он, наоборот, выглядел как почетный гость на вечеринке на яхте. «Его костюм плотно облегал стройную фигуру, и казалось, что он вообще не страдает от жары, – писала "Вашингтон геральд". – В общем, он… имел вид человека, пребывающего на самом верху сливок общества».
Братья ждали, когда уляжется ветер. Он опять был решающим фактором, и именно ему принадлежало последнее слово, независимо от того что большей части сената Соединенных Штатов и нескольким тысячам обычных американцев приходилось стоять и ждать.
Орвилл поднялся и с озабоченным видом направился в сторону ангара. Немного погодя за ним двинулся Уилбур. Вскоре оба вернулись, снова сели на рельс и заговорили с группой офицеров. «Он дует со скоростью 16 миль в час [25,8 километра в час], – сообщил Уилбур подошедшему репортеру. – Это все-таки слишком много для первого полета на новой машине». Он опять взглянул в ту сторону, откуда дул ветер, и втянул носом воздух.
«Катите ее обратно в ангар», – распорядился он.
«Несмотря на прогресс авиации, всегда есть элемент неопределенности, – объяснил Уилбур журналисту из "Вашингтон пост". – Надо понимать, что эта машина еще ни разу не летала и, кроме того, мой брат еще не поднимался в воздух с момента прошлогодней аварии. Люди не должны порицать меня за желание совершить первый полет в условиях, максимально приближенных к идеальным».
«Едва ли можно было бы вообразить сцену, – писала "Вашингтон геральд", – более наглядно демонстрирующую абсолютную невосприимчивость обоих братьев к назойливым просьбам и присутствию высокопоставленных особ».
Солдаты-связисты в форме построились, «как несущие гроб на похоронах», и начали толкать машину к ангару. Четыре тысячи зрителей потянулись к выходу, многие высказывали свое мнение о братьях. Один сенатор сказал: «Будь я проклят, но меня восхищает их независимость. Невозможно обижаться на них, и на то есть множество причин».
В тот же день в Вашингтон приехали епископ Райт и старший брат Рейчлин. Для этой поездки епископ приобрел два новых костюма и две рубашки.
Ближе к вечеру 29 июня стало ясно, что у Уилбура «нет претензий» к погоде, и незадолго до шести часов Орвилл наконец поднялся в воздух. Толпа, заметно меньшая, чем три дня назад, но по-прежнему состоявшая из нескольких тысяч человек, наблюдала, как самолет с трудом пролетел над землей на высоте не больше 23 метров, затем на высоте около 4,5 метра резко накренился вправо и коснулся крылом земли. В этот момент Орвилл выключил мотор, и машина приземлилась, подняв облако пыли.
Второй и третий полеты прошли не многим лучше. Наконец, во время четвертой попытки полет продолжался целых 40 секунд, самолет поднялся на высоту 7,6 метра, сделал вираж со снижением и приземлился. Этого было достаточно для того, чтобы раздались восторженные крики и автомобильные гудки.
Теперь Уилбур и Орвилл пришли в прекрасное расположение духа, полностью уверенные в том, что машина будет успешно летать, а Орвилл сможет управлять ею. Уилбур сообщил репортерам, что не собирается летать в Форт-Майере. Это дело Орвилла. Но, как старший брат, он будет «боссом».
Самолет – как лошадь, сказал Уилбур. «Если он новый, то вам придется привыкнуть к нему, прежде чем он будет делать то, что вы от него хотите. Вы должны изучить его особенности». В результате испытательных полетов этого дня было обнаружено, что одной из важных «особенностей» было зажигание: источник искры из-за вибрации выскочил из крепления, и оттого двигатель имел слишком маленькую мощность.
В следующие два дня, пока Уилбур, Орвилл и Чарли Тэйлор занимались двигателем, епископ и Рейчлин ездили в Смитсоновский зоопарк посмотреть на «всевозможных птиц, страуса эму, кондора и т. д.», как отметил Милтон в своем дневнике.
На следующий день, когда Орвилл опять совершал полет, самолет смог подняться над землей всего на 6 метров, пролетел 60 метров и ударился о землю с такой силой, что сломался один полоз.
Затем, 2 июля, на высоте 25–30 метров и примерно в той же точке над ангаром, где в прошлом сентябре сломался винт и самолет Орвилла упал на землю, внезапно заглох двигатель. На этот раз Орвилл сумел «мягко» спланировать, но самолет задел небольшой куст терновника, из-за чего вырвало большой кусок полотна на нижней плоскости. После этого машина тяжело упала, сломав оба полоза. К счастью, Орвилл не пострадал.
Как и в прошлом сентябре, репортеры и некоторые зрители побежали к месту крушения. То же самое сделал Уилбур. Заметив у разбитого самолета фотографа, он, славящийся своим спокойствием, утратил контроль над собой, как это уже было в Ле-Мане, схватил палку и швырнул ее в того человека. А затем потребовал отдать ему отснятые фотопластины, что тот и сделал.
Это был нелегкий день. (Позднее Уилбур принес извинения фотографу, который, как выяснилось, был сотрудником военного министерства.) Однако у братьев уже был большой опыт борьбы с трудностями, поэтому, как и раньше, они не стали сдаваться.
На следующий день Орвилл поехал в Дейтон, чтобы подготовить новое покрытие для крыла, и уже 7 июля опять был в Форт-Майере, и братья продолжили работу. 21 июля к ним присоединилась Кэтрин, и в полдень она наблюдала за тем, как Орвилл совершил короткий десятиминутный полет на скорости около 70 километров в час, то есть большей, чем у Уилбура в Европе, о чем она с радостью сообщила тем, кто оставался дома.
