Я потрясенно ахнула.
Герцог возмутился:
– Децем! Так нельзя!
Чародей без слов одернул его, всего лишь резко взмахнув рукой, и по щеке Холгера побежал тонкий ручеек крови.
– Можешь ее даже живьем сожрать – тот, кто предает, не заслуживает легкой смерти.
Я едва дышала, пока странный барс меня обнюхивал. Из его пасти стекала вязкая слюна, пачкая мои штаны и тунику.
– Децем, что это за чудище? Оно из нашего мира? – спросил уже успокоившийся Холгер. При этом в его голосе звучал явный интерес исследователя. – Откуда ты его вытащил?
Так генерал возмущался для вида? Гад! То, что я едва стояла на ногах от страха, его тоже не волновало. Он еще хуже, чем я подумала!
– Я призвал одного из слуг Эшкиля и разрешил занять тело животного, – самодовольно сознался темный. – Тварь из низших, но зато умеет выслеживать и настигать добычу.
Выслеживать и настигать? Ох, спасибо, радость моя безгранична!
– Ты уверен, что эта тварь будет тебя слушаться? И однажды ночью не решит нами закусить?
– Ты ли это, отважный Рон? – довольно хохотнул чародей. – Приятно видеть, что и ты чего-то боишься, что есть и у тебя уязвимое место.
– Если принцессу сожрут, как я избавлюсь от проклятия? А я больше всего на свете хочу избавиться от него, – тихо сознался герцог и еще ниже опустился в моих глазах.
Потому что нельзя решать свои проблемы за чужой счет. Это неблагородно и низко.
Ох, подумала так о герцоге и вспомнила о себе. А ведь именно так поступаю я. Осуждая его, забываю о собственных грехах. И то, что думаю о стране, меня не оправдывает. Прости меня, Милосердная Мать, я не имею права думать о Кайроне Холгере плохо, если сама не лучше.
– Если ради того, чтобы убрать со щеки твой знак, придется пожертвовать принцессой, – воин помолчал, хмуро глядя куда-то вдаль, – значит, пожертвую. У нее судьба такая – быть разменной монетой.
Гнев, страх, обида. Чувства смешались. Ненавижу! Ненавижу Холгера! Как же я его ненавижу!
– Ну же, Рина, не дуйся, он правду говорит. – Чародей, о котором я на время забыла, дернул меня в свои объятия.
– Отпустите меня!
Как ни брыкалась, темный получил, что желал – короткий, но жадный поцелуй обжег мои губы.
– Ни за что, ваше высочество, – усмехнулся Тенебриш и снова поцеловал. – Я вас никогда не отпущу.
Чем сильнее трепыхалась, тем грубее и наглее были его ласки. И я прекратила сопротивляться. Наоборот, обмякла в объятиях мерзкого темного.
– Думай обо мне, Рина. – Мужчина заглянул в мои полные злости глаза. – Думай все время.
Ага, сейчас… После всего, что он мне сделал? После отданного твари приказа убить меня? Если и буду, то только мечтая, каким способом он умрет. Очень хотелось произнести это вслух, но я благоразумно промолчала. Я даже губы не стала вытирать, хотя очень хотелось.
Темный собирался что-то еще произнести, но ему помешало задребезжавшее магзеркало. Не устанавливая завесу от подслушивания, он зло рыкнул на побеспокоившего:
– Я уже в пути! – И спрятал амулет связи обратно в поясную сумку.
Колкие слова просились на язык: интересно, кто достает великого темного чародея, заставляя его нервничать? Но я держала любопытство на привязи, стараясь делать глубокие вдохи, чтобы вернуть самообладание.
– Рина, дай руку, у меня есть еще один подарок для тебя.
Тенебриш смотрел на меня оценивающе. Казалось, он сомневался, стоит ли «одарять» свою пленницу снова. Если сомнения есть, значит, это то, с чем он не желал расставаться, что-то лучшее, чем сторожевая тварь. По крайней мере, я на это надеялась.
В моей ситуации сопротивляться бессмысленно, если взбредет ему в голову, то он заставит принять презент. И я протянула руку.
Чародей защелкнул на моем запястье тяжелый серебряный браслет, украшенный черным агатом. Незаметно подвигав, убедилась, что при большом старании смогу вытащить руку из него, если замочек вдруг не откроется.
– Если потребуется помощь, позови меня, нажав на камень.
Угу, обязательно позову. Позову, когда Эшкиль вернется на Тарру в ареоле своей славы, и сама богиня будет приносить ему тапочки… Ой, что за кощунственные мысли лезут в голову!
Как воспитанная принцесса, я пробормотала слова благодарности.
– Желать мне удачи не прошу, просто думай обо мне, – вновь потребовал чародей.
И, напоследок поцеловав мне руку, оставил нас с Холгером одних на поляне. Вру, не одних – шэйшев барс не сводил с меня красных глаз.
Я не спешила возвращаться в лагерь, мне следовало успокоиться. Что забыл здесь герцог, непонятно, учитывая, что у меня появился серьезный надсмотрщик.
– Трогательная сцена, принцесса, – с иронией произнес Кайрон, усмехаясь. – Вам хватило несколько часов, чтобы заполучить новое сердце в свою коллекцию.
Он издевается? Влюбленный не отдаст приказ уничтожить объект своей страсти в случае неповиновения.
Я промолчала, но, покосившись на мужчину, боковым зрением увидела, как презрительно он поджимал губы. Кривился, словно собирался сказать еще одну гадость.
– Принцессы, как флюгер на ветру, меняют с легкостью свои симпатии в пользу более выгодных партий.
Ах он!..
Я сжала кулаки, вонзая ногти в ладони. Боль немного остудила. Нет, нельзя показывать, как прицельно он попал! Как сильно задели его слова! Герцог теперь мой враг, и я его не пощажу в борьбе за Мизгир и свою свободу от чародея. Если придется лицемерить и обманывать, я сделаю это, не испытывая мук совести.
– Впрочем, о чем я? Это ведь не первое ваше предательство, принцесса.
– Сказал о верности тот, кто предал своего короля! – зашипела я по-змеиному, не сдержавшись.
Герцог изменился в лице, и я восторжествовала в душе, что и мои слова его зацепили.
– Вы ничего не знаете, ваше высочество. Я – слуга народа Мизгира, – с горечью произнес он.
– Хорошо же вы служите, – усмехнулась ехидно, – лишая его правителя.
– Вы ничего не знаете, – повторил Холгер тихо. – Я вам не враг.
– Но и не друг! Иначе не требовали бы с Тенебриша клятву!
Он молчал. Шрам на его щеке плакал темно-красной кровью, медленно стекающей по загорелой коже. Какая же это страшная пытка – незаживающая рана.
– Ваше лицо, – прошептала я и потянулась к нему. Кулон на груди потеплел, откликаясь на мою мысленную просьбу начать исцеление. – Вам больно?
– Не надо, – покачал головой мрачный брюнет. – Не поможет.
Я не послушалась, и он поспешно отступил назад.
Кровь продолжала тягуче течь по его лицу, шее, заляпывая рубашку под распахнутой кожаной курткой. Бедный… Видимо, ему запрещено не только перечить чародею, восставать против него, но и говорить о вынужденном предательстве.
