– Что вы хотите этим сказать? – тихо спросила, не веря своим ушам.
– Ничего, ваше высочество, пока ничего.
Нет, ни один легионер Мизгира не посмотрит на служительниц Матери с плотским интересом! Богиня сурово карала за непочтительность по отношению к своим жрицам… Ох, забываю, что Тенебриш – темный чародей, и в его власти подчинить человека и вытащить наружу все самое скверное, что в нем есть.
Невольно я покосилась на воина со шрамом. Герцог Холгер, генерал Сапфирного легиона, главная опора моего отца, а ныне предатель короны, тому яркое подтверждение. Ходят слухи, что он продал душу темному богу Эшкилю и потому так неожиданно изменился, превратившись из великого военачальника Мизгира и верного друга короля в цепного монстра Тенебриша. И шрам – знак предательства, проклятия, которое падает на всех слуг нечестивого бога. А еще я слышала, что служение чародею – плата за определенного рода услуги, которую Кайрон Холгер неосторожно пообещал, чем и воспользовался беспринципный темный, превратив должника в раба.
– И все же, как мне кажется, идти через топи, полные гигантских змей, рискованно во второй половине дня. Вдруг застрянем и не выйдем из них к ночи? Лучше выступить с рассветом.
– Ваше высочество, выбирать время для начала похода вы будете только в том случае, если я буду вашим пленником, – резко бросил темный.
Я закусила губу. Ужасно, когда некоронованную королеву щелкают по носу.
В каком-то полусне для меня пролетело отпущенное на сборы время.
Мы с Глаей снова уединились. Вот только бедная няня все никак не могла прийти в себя после тщательного досмотра, устроенного одним из наемников Тенебриша.
– Он меня лапал, Кьяра… Представляешь? Лапал! – на все лады повторяла она.
– Богиня накажет его за твои страдания, – без сочувствия отозвалась я, погруженная в невеселые думы.
Тем временем Тенебриш, с помощью солдат отыскав спрятавшихся слуг, распоряжался в замке, как у себя дома. На площадь перед парадным балконом согнали горожан, собрали легионеров – тех, которые пришли с чародеем и брали Аркиол, и тех немногих, которые его защищали.
Я слушала, как за окном волнуется тревожное человеческое море, и не верила, что все происходит со мной. Может, это сон? И кровавых событий последних дней не было? Может, мой отец все еще жив? И я по магзеркалу не просила сестру покинуть обитель Милосердной Матери и бежать к дяде в Лонкарду, чтобы молить его о помощи? Аркиол не пытался выстоять против темного и его не брали штурмом? Может, я все еще беззаботная наместница, главная проблема которой – какие виды грибов развести в катакомбах под городом и как их потом продавать?..
Голос чародея вырвал меня из грез наяву:
– Переоденьтесь, ваше высочество.
Бездумно посмотрела на протянутое нежно-голубое платье, вышитое серебряными нитями и белыми опалами. Красивое, я надевала его всего один раз, на день рождения в прошлом году.
– Зачем переодеваться?
У темного дернулся мускул на щеке.
– Невеста должна выглядеть празднично, – сообщил он прописную истину.
– Чудесно! Почему раньше не сказали? Я бы не переодевалась в наряд для путешествий, а так только время потеряла.
Недовольный чародей, прищурившись, заявил:
– Не захотите сами, вас одену я.
Угроза подействовала.
Пока Глая делала мне прическу, я размышляла, как быть. Сопротивляться, рыдать – значит, добиться ухудшения ситуации. Вывод: надо сделать вид, что смирилась, выждать и при удобном случае сделать так, как нужно мне.
А еще из каждой ситуации следует извлекать выгоду для себя. И торговаться, предлагая то, что могу дать с легкостью и без ущерба для себя.
– Кьяра? Ты чего? – всполошилась Глая, когда я отвесила себе пощечину.
Влепила себе оплеуху и с другой стороны для симметрии и уж потом объяснила:
– Хочу выглядеть заплаканной.
– Дитятко, надо было духи те особые, мачехины, понюхать. Зачем же себя увечить? – огорчилась старушка.
– Точно… забыла.
Королева Велора, то есть бывшая королева, два года назад подарила мне знатную вонючку. Открываешь красивый хрустальный флакон в форме цветка, а там сбивающие дыхание миазмы, разбавленные ароматом жасмина. Слезы так и брызжут из глаз…
– Глая, а найди-ка их, забыла, куда засунула.
Подарок я не выкинула – надеялась вернуть дарительнице на ее день рождения, перелив в иной флакон. Вот только не вышло, вскоре отец поймал жену на адюльтере, а затем и вовсе выяснил, что наследник Мизгира рожден не от него. Хорошо, что Эйрику подвергать магическому исследованию не пришлось, она унаследовала фамильную внешность: изумрудные глаза, серебристо-пепельные волосы и длинный нос с горбинкой. У мужчин последний смотрелся роскошно, а у девушек, как по мне, не очень, но я всегда говорила сестричке, что она прекрасна.
Когда я выплыла из гардеробной при полном параде, чародей на несколько секунд потерял дар речи.
Роскошное платье подчеркивало мою стройную фигуру. Волосы заплетены в толстую косу на шесть прядей и украшены платиновыми заколками с сапфирами. Ко всему этому великолепию прилагалось заплаканное, чуть опухшее лицо.
– Принцесса, – севшим голосом произнес темный и смолк. Оглянувшись на своих наемников, стоящих у двери, махнул рукой, чтобы оставили нас одних. – Что происходит? Почему вы плакали?
На миг я даже вышла из образа великомученицы. Он что, тупой? Почему я плакала? А разве для слез нет причин?
– Моя жизнь разрушена, а вы предлагаете выглядеть счастливой? – прошептала жалобно.
Как чародей оказался рядом настолько быстро, толком и не поняла. Вздрогнула, но осталась стоять на месте.
– Вы хотите жить, ваше высочество? – помрачнел он.
– Вы мне угрожаете, ваше темнейшество? – не растерялась я.
Тенебриш усмехнулся:
– Если выйдете на балкон без истерик и улыбнетесь пару раз, когда герольд сообщит замечательную новость, я выполню одно ваше желание. – И, повысив голос, уточнил: – Скромное.
Ясное дело, просьбу оставить меня в покое скромной назвать было нельзя. И я пожелала свободы не для себя:
– Я хочу, чтобы вы отпустили мою няню в целости и сохранности. Пускай остается в Аркиоле.
Глая, стоящая у входа в гардеробную, тихо охнула:
– Птичка моя! Да я же от тебя никуда!..
– Глая! – строго одернула ее я, безжалостно прерывая поток причитаний.
У меня нет более надежного, преданного и любящего человека, чем она. Мне прекрасно известно, почему она собралась ехать в столицу вместе со мной, – я была ее семьей, ее отрадой. Но допустить эту поездку не могла: старушка свяжет мне руки, не позволив даже надеяться на побег, а оставлять ее во власти могущего отомстить Тенебриша я не желала.
