– Я в туалет хочу. Дайте, пожалуйста, горшок, – тут же попросил Рома.
Ведьмочка посмотрела на него с брезгливостью, достала «утку» из-под кровати и подала ее в руки больному. Рома изогнувшись лег и тут же из него, громко стуча по пластику, хлынул поток. Это была почти не переваренная каша. Звуки были некрасивыми, но Роме было все равно. Медсестра ушла. Рома опустошил кишечник и стал ждать, когда «утку» уберут. Ведьмочка не возвращалась. Рома несколько раз пытался окликнуть кого-нибудь в коридоре, но никто не откликался. Лежать на утке было ужасно неудобно. Наконец ведьмочка вернулась. Она даже не посмотрела на Рому, забрала что-то с подоконника и пошла назад.
– Уберите уже, – зло окликнул ее Рома.
Санитарка без эмоций и даже не думая извинятся, стала доставать «утку».
– Дайте чем-нибудь вытереть, – злился Рома, не отдавая горшок.
– Вату? – спросила медсестра.
– Нет, – закапризничал больной. – Вон у вас там висит что-то.
Рома кивнул на умывальник.
– Это полотенце. Вы хотите подтереться полотенцем?
– Нет. Полотенце не надо. У меня просто зрение плохое. Я не разглядел. Какие-нибудь салфетки, бумагу туалетную. Вы что не срали никогда?
Звучало грубовато, но Рома был очень возмущен. Санитарка принесла салфетки. На ее глазах блеснули слезы. Подав салфетки, ведьмочка пошла из палаты.
– А горшок? – закричал в след Рома. Санитарка вернулась и стала ждать. Она действительно плакала. «Вот, блин», – думал Рома, вытираясь. Он весь испачкался, подтер кое-как, побросал салфетки в «утку» и приподнялся.
– Всё, – устало сказал он. Санитарка достала из-под него тазик и понесла мыть. «Нечего было идти сюда работать раз брезгливая такая. Я б тоже бы брезговал, поэтому я тут не работаю» – проворчал про себя Рома. Ему стало совестно, что довел девушку до слез.
Санитарка быстро ушла и скоро Рома услышал, как она жалуется кому-то на него.
– Бугаев? Так, посмотрим, где эта сволочь работает, – говорил кто-то. Рома узнал по голосу противного врача с эспаньолкой, который во время обхода мял его живот. – Ха. Он – дизайнер. Дерьмовый должно быть дизайнер. Не плачь. Жизнь его накажет. Без уродов, к сожалению, нигде не обходится.
Рома прекрасно слышал их разговор. Они были в соседней комнате. Рома закрыл глаза, чуть покачался и его лодка-кровать поплыла на свободу. Поле было длинным и ровным, потом пошли горки. Рома то катился вниз, то поднимался вверх, пару раз он чуть не кувыркнулся в кювет…
Рома открыл глаза. За окном уже стемнело. Рядом стояла Елена Сергеевна с другим врачом. Они обсуждали его здоровье.
– Как живот? Переваривает? – спросила больного Елена Сергеевна.
– Да. Все отлично переваривает. – сказал Рома, не уточняя, что был понос. – А можно мне еще глюкозы. Она вкусная.
– Нет глюкозу уже не надо. Вам дают то, что вам нужно.
– Меня завтра выпишут?
– Посмотрим, – сказала Елена Сергеевна и они ушли.
Рому озарило. «Я могу написать отказ. Когда ложишься в больницу, если не хочешь ложится, то пишешь отказ. И тогда тебя отпускают. Подыхай, как знаешь. Я завтра просто напишу отказ и пошли все на фиг. Блин, как я раньше не вспомнил. Давно бы дома сидел. Ну всё. Можно теперь не беспокоится. Осталось ночь продержаться. Просто усну и все проблемы».
Вошел Алексей. Как всегда быстро, он подошел к тумбочке, заполнил журнал и стал брать кровь у больных.
– Ну что, как ты? – спросил он Рому, подсоединившись к катетеру на шее.
– Все хорошо. Нет белой горячки. У меня вообще ее не бывает. Я не псих.
– Ну, ты не зарекайся, – усмехнулся Алексей. – Что кашу-то не доел? – спросил он, стуча по пакетику с кашей. – Завтра тебе другую дам, пожиже.
– Меня вообще-то завтра выписывают.
– С чего ты взял? – насторожился Алексей.
– Мне сказали. И вообще, если что я напишу отказ. Надоело мне здесь.
– Ты дурак что ли? – нахмурив брови, грозно произнес медбрат. – Ты умрешь, если уйдешь отсюда.
– Блин, с чего я умру? У меня положительная динамика.
– Какая динамика, дурак? Ты умрешь без реанимации.
– Откуда ты знаешь? Мне сказали, что у меня все хорошо. Я по любому завтра пишу отказ.
– Какой отказ? В реанимации не пишут отказы.
– Как не пишут? Меня же спрашивали – хочу ли я ложится в больницу или нет.
– Реанимация – это не больница. В больнице можно написать отказ, а в реанимации нет. Тебя отпустят отсюда только тогда, когда посчитают нужным. Понял?
– Понял, – обреченно сказал Рома. Это была плохая, даже ужасная новость.
Алексей вернулся к своей тумбочке. «Что делать? – расстроенно бормотал Рома. – А если меня не отпустят? А если меня никогда не отпустят? Хотя бы просто так, чтобы поржать. Хотя бы за то, что я эту девочку до слез довел. Не позвонить, ни написать и выход только через морг. Господи, куда я попал? Господи, помоги. Куда я попал?»
Роме сразу же нарисовался ужастик про реанимацию.
«Любого можно сюда поместить и держать сколько угодно. И никто не узнает где ты. Сколько людей без вести пропадает. Может быть все тут лежат, пока не сдохнут. Никакой тюрьмы не надо. Ни прокурора, ни приговора. Привязали к кровати, заколотили сверху и все тебе. Пожизненное. Блин, как мне выйти. Может все-таки отпустят завтра? А если нет? А если нет?! А если нет?!!!!»
Рома смотрел на чернеющую в полумраке огромную спину медбрата и им стала овладевать паника.
«Как сбежать отсюда? Они думают, что я не могу ходить. Это хорошо. Но меня привязали к кровати. Блин, меня привязали к кровати. Это очень плохо. Может, просто так привязали, а может специально. Может они знают, что я могу ходить и могу сбежать. Зачем я им нужен? Я могу рассказать, что у них тут творится. А что у них тут творится? Ничего тут не творится. Просто умирают люди, те кому повезет, конечно. А невезучие лежат привязанные, пока им тоже не повезет. Всем повезет однажды. Как ты сбежишь? Ты – голый. Даже проездного на метро нет, а на улице зима. Через турникет можно перебежать, если ментов не будет, но ты будешь в одеяле и босиком. Поймают и сюда вернут. Надо быть хитрее. Ты же умный и это твое оружие».
Алексей снова убежал куда-то по коридору.
«Эх, командир, дырявые колготки, эх, командир, *опа впереди. Эх, ты, герой, шлепки – две селедки. Дырявые колготки береги», – запел казачий хор, и паника отпустила. Он заслушался. Песня была новой, лучше прежних. Рома уже немного видел этот хор. Радио стало превращаться в телевидение. Казаки летели на своих конях, махая шашками. Кони летели строем, шашки сверкали синхронно. Враги, если такие были, испарялись за сотни километров от одного только ядрёного перегара. Нет, не ядрёного, конечно же ядерного. «Держи фашист, расщепление нашего родненького атома за шиворот!»
