Джаз, открывшийся нам тогда, был искренним и страстным увлечением, неистовым и безоглядным, немного менее поднадзорным, а поэтому более откровенным, чем искусство, связанное с публикацией, демонстрацией на выставках или исполнением на больших сценах. В жертву этой музыке и возможности ее исполнять приносилось многое, но очень часто – какая-то работа и специальность, полученная в традиционном советском порядке: школа, ВУЗ и т. д. При этом джаз практически не мог быть источником заработка или благополучия. Музыка вообще, а джаз – в удесятиренной мере, – не считалась престижной сферой деятельности (не будем говорить о талантливых исполнителях и композиторах, достигших высот творчества, – это были, в конечном счете, единицы). Получение азов массового (sic!) музыкального образования в ДМШ (Детская музыкальная школа) или ВШОМО (Вечерняя школа общего музыкального образования) у подавляющего большинства не находило продолжения, это естественно. И молодой человек после общеобразовательной десятилетки даже со свидетельством об окончании музыкальной школы, если хотел и мог продолжать учиться, – шел в институт, чтобы получить диплом инженера, педагога, экономиста и т. д., и т. п. Но время диктовало свои условия, а тяга к музыке – к новой музыке – способствовала этому, и в пятидесятых годах, по крайней мере, в крупных городах – Москве, Ленинграде, Тбилиси (о Прибалтике говорить не будем, это был, несмотря ни на что, особый регион Союза) неотъемлемой частью студенческой и вообще молодежной жизни стали самодеятельные эстрадные оркестры или небольшие ансамбли. Степень их «джазовости» во многом определялась вкусом руководителя. Многие ансамбли преуспели в этом, благодаря кругозору, знаниям и уже опыту таких музыкантов, как Ю.С. Саульский, Б.С.Фиготин, В.Н.Зельченко и многих других. В таких оркестрах уже прививался вкус к джазу, стимулировалась импровизация, в возможной мере учили этому. Конечно, все это делалось в известных рамках дозволенного, как без этого!
Немалую роль в становлении молодежного (назовем его так) джаза пятидесятых годов сыграли молодые люди, так или иначе связанные с общественной, комсомольско-молодежной, а иногда и партийной! – работой, на которых был возложен «молодежный досуг». Благодаря их энтузиазму, пробивной способности и, конечно, любви к джазу и в подражание западному образу жизни молодежи (могло же А.И. Микояну понравиться, как проводят свободное время молодые люди в Западном Берлине, о чем были извещены ЦК ВЛКСМ, парткомы и прочие нижестоящие организации), – начали появляться молодежные кафе с непременным «малым составом». А входили в него те же любители джаза, осмелившиеся выйти на сцену и объединившиеся уже по вкусам, любви к тому или иному стилю музыки, по личным симпатиям, а также благодаря случайному стечению обстоятельств. В таких кафе (здесь и в дальнейшем буду говорить прежде всего о Москве, как свидетель этих воистину исторических явлений в советском джазе) зародились многие впоследствии именитые ансамбли, здесь обучались мастерству исполнения и оттачивали его многие, тогда почти безвестные музыканты, имя которых сейчас на слуху у всех любителей джаза. Период бурной деятельности молодежных кафе влился во времена «оттепели» и был одним из ее символов. Активное «разгибание саксофонов» прекратилось так же, как и явное преследование тех, кто «сегодня играет джаз», а посему завтра должен обязательно продать родину. Количество музыкантов и ансамблей неизбежно стало переходить в качество. Появился элемент соревновательности, а, может быть, и конкуренции, борьбы за симпатии аудитории. У каждого из московских кафе выкристаллизовалась своя публика, и аудитория «Молодежного» отличалась от «Аэлиты», завсегдатаи «Романтиков» были не такими, как в «Синей птице». А потом, в процессе «обмена опытом» начались обмены визитами активистов московских и ленинградских молодежных, т. е. джазовых клубов. Появилось желание, а затем и возможность объединения усилий в деле «организации молодежного досуга». Вскоре, во многом благодаря упомянутым комсомольско-профсоюзно-партийным активистам, состоялись первые джазовые фестивали. Поначалу довольствовались немногим: первый московский джазовый фестиваль «Джаз-62» проходил в кафе «Молодежное», вмещавшем 50-60 человек. Ленинград опережал Москву по масштабам джазовой деятельности, сказывалось сосредоточение в столице всех высших органов власти, идеология которой была явным противником развития и расширения джазового движения. Общеизвестно, что Прибалтика намного опередила в этом оба крупнейших города: Таллинский и Тартусский фестивали к этому времени насчитывали пяти-семилетний стаж, являясь одними из первых в Европе. После Москвы и Ленинграда фестивальная волна покатилась по стране, популярными среди джазменов и любителей джаза стали фестивали в таких городах, как Воронеж, Ярославль, Донецк, Красноярск и другие.
…Вернемся к тем самым молодым людям с дипломами технических или гуманитарных ВУЗов, получившим (или даже не получившим) элементарное музыкальное образование, но фанатично любившим джаз и ставшим его подлинными проповедниками. Они на то время составляли большинство как во всевозможных «кафейных» составах, так и в получивших возможность выступать на эстраде малых составах, аккомпанирующих певцам – звездам тогдашней эстрады. И, конечно, задавали тон на всех первых фестивалях. Это они, обладатели инженерных дипломов и дипломов архитекторов, принесли известность и имя советскому джазу. Хочется перечислить лишь некоторые имена (опять упоминаю лишь москвичей или в это время живших в Москве). Валерий Буланов, Алексей Зубов – выпускники МГУ; Георгий Гаранян – выпускник Московского Станкин'а; Алексей Козлов и Марк Терлицкий – архитекторы; Владислав Грачев, Лев Лебедев – инженеры-связисты; Евгений Геворгян закончил МВТУ им. Баумана; Всеволод Данилочкин – инженер-электронщик. Я, как и мой младший брат Володя, закончил Московский институт химического машиностроения, в котором мы оба последовательно проходили джазовую школу в эстрадном оркестре под руководством Бориса Семеновича Фиготина… А доцент Московского инженерно-физического института Юрий Павлович Козырев, начавший джазовую деятельность в качестве пианиста институтского диксиленда, создал по-существу первую в Москве джазовую школу-студию, ставшую впоследствии известным учебным заведением… Невозможно не упомянуть имена тех, кто любыми доступными средствами нес людям информацию о джазе, – о первых джазовых музыковедах, критиках и журналистах Алексее Баташеве, специалисте в области систем управления (автореферат его кандидатской диссертации, посвященной каким-то электронным уровнемерам до сих пор храню); о скончавшемся недавно Леониде Борисовиче Переверзеве, знавшем в джазе всё и обо всех, но не имевшем никакого музыкального образования… Ну и, конечно, единицы из многочисленной армии общественных «деятелей», усилиями которых были открыты молодежные кафе и организованы первые джазовые фестивали, такие, как инженер-металлург Павел Барский, инженер Ростислав Винаров, математик Евгений Филиповский, научный работник Игорь Абраменков.
Таким образом, можно смело утверждать, что поколение советских джазменов, начавших свой путь в джазе в 50-х годах ХХ века, было поколением людей образованных, поколением интеллектуалов, приобщение которых к музыкальному творчеству ставит их в ряд интеллектуального цвета молодежной части общества того времени. Естественно, среди джазменов 50-х – начала 60-х г.г. были и люди, получившие систематическое, порой весьма высокое музыкальное образование. Но это были единицы, хотя их роль в профессиональном становлении нового джаза неоспорима. Музыкальная школа с ее «общим фортепиано» – это был распространенный максимум музыкального образования. Но часто, проучившись 5-7 лет, например, на скрипке, не самом популярном для джаза того времени инструменте, молодой человек брал в руки с трудом приобретенный или полученный в институтском оркестре тромбон (трубу, саксофон etc.) или покупал «самопальную» ударную установку, после чего самостоятельно осваивал этот инструмент как инструмент джаза. Примерно такими были первые шаги очень многих, ставших впоследствии известными, джазовых музыкантов.
