Данил кивнул. Широкая довольная улыбка Меняющего вызывала у него жгучее желание съездить мерзавцу по физиономии или засунуть ему в рот половинку лимона и заставить разжевать. К сожалению, все это принадлежало к категории неосуществимых фантазий, потому что Воронцов зависел от этого человека (если, конечно, его можно было так назвать). И зависел беспрецедентно сильно.
– Еще что-нибудь? – осведомился Данил.
– Вообще-то, да! – ухмылка Собинова стала настолько широкой, что стала вызывать стойкие ассоциации с Чеширским Котом. – Есть одна проблема.
– Какая? – устало спросил Воронцов.
– Заказчик. «Стирание» – недешевая процедура, но она была настроена очень серьезно. Не поскупилась, в общем, – видать, чем-то ей твоя зазноба сильно досадила.
– Ей?! – поразился Данил. – Так заказчик – женщина?
– Ну да. А что тебя так удивляет? По-твоему решать личные проблемы столь… радикальным способом – привилегия исключительно мужчин? В таком случае, открою тебе глаза: в женщинах жестокости ничуть не меньше, как бы они ни пытались доказать обратное. Она только проявляется несколько иначе. В общем, имей в виду, что если все вернется на круги своя, заказ может последовать повторно. И тогда, – тут Меняющий сделал выразительный жест губами и пальцами правой руки, очевидно, символизирующий взрыв, – твой матросовский подвиг разом станет напрасным. Тебе ведь оно не надо, верно?
– А вам-то какой резон мне это рассказывать? – даже слегка удивился Данил. – Срубили бы бабла и с меня, и с нее по второму разу. Двойная выгода!
– Если бы! – вздохнул Собинов. – У нас за одно и то же два раза не платят. Сделка есть сделка. Тут, как ни крути, деньги уплачены, а заказ не выполнен. И придется мне за одну и ту же сумму два раза горбатиться. Нехорошо! Да и репутация, опять же, пострадать может.
– И что же делать? «Стереть» ее?
– У тебя денег не хватит! – вздохнул Меняющий. – Это куда большая цифра, чем та, которую я тебе тут накалякал. Вкупе с восстановлением не потянешь точно. Но… есть ведь и другие варианты.
– Какие?
– Примени солдатскую смекалку! – огрызнулся Собинов. – Не заставляй меня все тебе разжевывать! Эта дамочка – больше твоя проблема, чем моя. Мне она может доставить лишь небольшие неприятности, а вот тебе – все прахом пустит. Как говорится, почувствуйте разницу!
– Вы имеете в виду…
– Что имею, то и введу! – резко оборвал его Меняющий. – Ты решаешь эту проблему и расплачиваешься со мной, а я делаю свою часть работы. Со своей стороны могу лишь сказать тебе ее имя, так уж и быть, бесплатно – в качестве гуманитарной помощи. Остальное – твоя забота!
– Но это же… – Данил даже задохнулся.
– Что, кишка тонка? – презрительно усмехнулся Собинов. – А я-то уж было уважать тебя начал! Видно, не так дорога тебе эта Кира…
– Не мелите ерунды! – вспылил Воронцов. – Да я за нее…
– Меньше слов – дешевле телеграмма! – перебил его Меняющий. – Так ты сделаешь это? Учти: то, что сотворила она, пожалуй, даже хуже. «Стирание» – та же смерть, только медленная и психологически чрезвычайно мучительная для жертвы. И при этом – сотворенная чужими руками. Ну что, легче стало?
– Да, – хрипло произнес Данил. – Я это сделаю.
– Вот и ладушки! – снова заулыбался Собинов. – А теперь слушай внимательно – повторять не стану…
Когда Меняющий озвучил имя, у Воронцова земля ушла из под ног, и возникло ощущение, что вместо крови по его жилам побежал жидкий азот… Круг замкнулся. Самым жутким образом.
* * *
День Изменения. 18:30–19:30.
– А где Серж и Олег? – спросила Кира.
– Отправились погулять, – рассеянно отозвалась Эжени. – Длительное ожидание претит их деятельной натуре. А сделать сейчас они все равно ничего не могут. Хуже нет – сидеть и ничего не делать, переполняясь постепенно внутренним беспокойством. Мысли дурацкие постоянно в голову лезут… Ну да не мне тебе рассказывать.
– Да уж… Я все время думаю, как там он… Переговоры зашли в тупик, или…
– Или. Я почти уверена, что «или». Может быть, я знаю Данила не так хорошо, как ты, но сейчас верю в него. В чем-то он, быть может, и способен отступить, но только не в таком деле, как это. Ты для него очень много значишь, Кира.
– Ты-то откуда знаешь? Он же тебе обо мне не рассказывал.
– Думаю, ты это тоже знаешь. Достаточно взглянуть на него повнимательнее.
– Не знаю… наверное… Какое-то странное чувство – полностью довериться другому человеку и зависеть от него… Я так не привыкла.
– А иногда по-другому нельзя. Знаешь, когда-то я была феминисткой. Не то чтобы совсем оголтелой, но весьма твердой в своих убеждениях. Все сама, сама. Стремилась разбираться в любом деле, не давать ничего на откуп другим, не показывать свою неуверенность, некомпетентность… Это проходит, Кира, поверь мне. Если все время зажимать себя в кулак, никогда не позволять себе быть слабой и ведомой, однажды просто сорвешься. Мужчин это тоже касается, хотя Серж, думаю, будет возражать с пеной у рта, – Эжени улыбнулась. – Жизнь – это не только рок-н-ролл. Порой это и вальс, когда нужно просто прильнуть к плечу того, кому веришь, и позволить ему вести. Этот танец, Кира, и тебе стоит освоить – не повредит.
– Знаю, хотя это не так просто… Но я ведь не только о себе беспокоюсь. О нем тоже. Ради меня он полез в пасть льву, хотя это вовсе не его война…
– Его! – горячо возразила Эжени. – Неужели ты до сих пор не поняла? Полагаю, у Данила в жизни не было более личного дела, чем это. Не уверена, что он так же бросался бы на амбразуры, если бы речь шла о его жизни.
– Что?! – Выражение лица Тумановой выдавало ее полное ошеломление. – Но… это же неправильно! Так не должно быть!
– Знаешь, в вопросах человеческих чувств слово «должно» в принципе неприменимо. А «правильно» и «неправильно» – это вообще термины для высшей математики, а не для жизни. Почему «неправильно»? Потому что ты замужем за другим? И что же теперь, Данилу запрещено любить тебя? Не претендовать, не пытаться отбить у мужа, а любить и пытаться сделать для тебя все, что в его силах или даже несколько больше. Извини – это его неотъемлемое право.
Кира вспыхнула и отвела взгляд.
– Я боюсь за него, Эжени! Он там сражается за меня, а я даже ничем не могу ему помочь! Но ты-то можешь! Ты в этой каше варишься давно и многое знаешь. Помоги ему, подстрахуй, пожалуйста! Не ради меня – ради самого Данила! Обещаю, я никуда не сбегу!
Ермакова колебалась секунд десять.
– Ладно! Пойду. Признаться, у меня самой душа не на месте. Только с ума тут не сходи, пожалуйста, и не делай глупостей!
Рука Киры взмыла в салюте:
– Честное пионерское!
Эжени усмехнулась.
– Верю… пионерка. Жди с хорошими новостями.
